Потому что Тед верил в американскую мечту: если ты чего-то очень хочешь и посвящаешь всего себя достижению цели, успех тебе обеспечен. А он стремился учиться в Гарварде с той же «неугасимой страстью», которая двигала Ахиллесом в его желании завоевать Трою.

Вот только Ахиллесу не приходилось каждый вечер обслуживать столики.

Последний из поступивших в Гарвард Элиотов продолжил традицию, начатую в 1649 году.

В детстве Эндрю был обеспечен абсолютно всем.

Даже после мирного развода родители щедро предоставляли ему все, о чем мог мечтать любой мальчишка его возраста. У него была няня-англичанка и целое полчище плюшевых медведей. Сколько он себя помнил, его всегда отправляли в самые дорогие школы-пансионы и летние лагеря. Родители открыли трастовый фонд, обеспечив его будущее.

Короче, они дали ему все, кроме своего внимания и участия.

Разумеется, родители его любили, тут и говорить не о чем. Может быть, именно поэтому никогда и не говорили ему о любви. Они просто полагали, что Эндрю и сам понимает, насколько они ценят такого замечательного и независимого сына.

И все же Эндрю был первым в своей семье, кто считал себя недостойным учиться в Гарварде. Как он зачастую самокритично шутил, «Меня взяли потому, что моя фамилия – Элиот и я могу написать ее без ошибок».

Происхождение явно повредило его уверенности в себе. А недостаток творческих способностей, без всякого сомнения, лишь обострял его застарелый комплекс неполноценности.

Вообще-то Эндрю вырос весьма умным юношей и неплохо выражал свои мысли – доказательством тому был дневник, который он вел с начальной школы. Еще мальчик хорошо играл в футбол – был крайним нападающим, – и его угловой удар не раз помогал форварду забивать голы. Таким уж Эндрю был человеком – всегда готов помочь другу.

Вне поля также оставался добрым, внимательным и тактичным юношей. Чаще всего, хотя сам он никогда не стал бы столь самонадеянно о себе отзываться, друзья называли Эндрю «славным малым».

В университет его приняли с гордостью. Однако у Эндрю Элиота, будущего выпускника 58-го года, было одно качество, отличавшее его от всех остальных студентов курса.

Он не был амбициозен.

Двадцатого сентября, в шестом часу утра, к обшарпанному вокзалу в центре Бостона прибыл автобус «Грейхаунд» и выпустил из своих дверей, среди прочих пассажиров, уставшего Дэниела Росси. Его одежда совершенно измялась, а рыжеватые волосы растрепались. Очки и те оказались залапаны после путешествия через всю страну.

Он покинул Западное побережье три дня назад с шестьюдесятью долларами в кармане, из которых потратил всего восемь. Он едва не умер с голоду в этой долгой поездке.

Из последних сил дотащил свой единственный чемодан (с парой рубашек и партитурами, которые изучал по дороге) до метро и доехал до станции «Гарвардская площадь». Сначала он поплелся на Холуорти, дом 6, в общежитие для первокурсников, расположенное в Гарвард-ярде, потом постарался как можно быстрее зарегистрироваться, чтобы вернуться в Бостон и перевестись из калифорнийского филиала Союза музыкантов в местное отделение.

– Особо не надейся, парень, – предупредила его секретарь. – У нас миллион безработных пианистов. Если честно, сейчас работа есть только для «священных» клавиш. Господь, видишь ли, хотя бы выплачивает профсоюзный минимум. – Ткнув пальцем с кроваво-красным маникюром в доски объявлений, она с кривой улыбкой добавила: – В общем, выбирай себе религию, малыш.