Каждое утро, забирая номер «Кримсона», лежащий у его порога, Джейсон Гилберт сразу же открывал спортивный раздел и смотрел, не написали ли в газете о его успехах. После этого прочитывал первую полосу, дабы узнать, что вообще происходит в университете. Наконец, если у него хватало времени, просматривал зарубежные новости – эта небольшая колонка располагалась в самом углу страницы.
Поэтому он и не заметил короткой заметки о том, что впервые в истории университета в концертном конкурсе оркестра Гарварда-Рэдклиффа победил первокурсник.
Вечером 12 апреля 1955 года Дэниел Росси, будущий выпуск 58-го, играл Концерт ми-бемоль Листа.
Джейсон узнал об этом только три дня спустя, когда под его дверь подсунули конверт.
«Дорогой Гилберт, если бы ты тогда не помог мне с «Лестницей Гарварда», вероятно, у меня не нашлось бы времени на репетиции, а следовательно, я бы не победил.
Как и обещал, вот два билета. Возьми с собой кого хочешь.
С уважением, Дэнни».
Джейсон улыбнулся. Казалось, что та первая неделя учебы была так давно. Он уже и думать забыл про обещание Дэнни. Зато теперь можно было пригласить Энни Расселл, первую красавицу Рэдклиффа. Джейсон давно подыскивал подходящий повод к ней подкатить, и вот наконец ему улыбнулась удача.
Вечером 12 апреля все почитатели истинного таланта набились в театре Сандерс, чтобы оценить новую звезду, якобы вспыхнувшую в их галактике.
Сам солист лучше всех осознавал, под каким пристальным вниманием он находится. Дэнни стоял за кулисами и с нарастающим беспокойством следил за залом, наполняющимся личностями, наводившими на него страх и трепет. Присутствовали не только его преподаватели из Гарварда. Он узнал несколько уважаемых господ из самых знаменитых консерваторий города. Боже, пришел даже сам Джон Финли!
В течение нескольких недель репетиций Дэнни чувствовал постоянный душевный подъем и ждал этого великого события с маниакальным восторгом. Еще бы, ведь он сможет показать свой музыкальный талант тысячам важных «тузов». Он вдруг стал ощущать невероятную силу.
Правда, лишь до сегодняшнего вечера. В ночь перед своей гарвардской коронацией – так он называл это событие – уснуть Дэнни не смог. Он ворочался. Метался по кровати. Представлял свой катастрофический провал. И стонал так, будто это было неизбежно.
«Я стану посмешищем, – думал он. – Выйду на сцену и грохнусь в обморок. Или поскользнусь. Или слишком рано сыграю вступление. Или слишком поздно. Или же вообще забуду все ноты. Они будут кататься по полу от смеха. Не только дамочки из округа Ориндж, а вся эта тысяча самых известных людей мира музыки. Ужас какой! И зачем я вообще решил участвовать в этом дурацком конкурсе?»
Он приложил руку ко лбу. Тот был горячий и влажный. «А вдруг я заболел? – подумал Дэнни с надеждой. – Может, тогда они отменят мое выступление? Господи, пожалуйста, пошли мне грипп! Или даже что-нибудь посерьезнее…»
Однако, к его огромному разочарованию, на следующее утро он чувствовал себя вполне здоровым. Делать нечего, решил Дэнни, придется ему отправляться на казнь в театр Сандерс.
Он стоял за кулисами совсем один, мечтая оказаться как можно дальше отсюда.
Дирижировавший тем вечером Дон Ловенштейн подошел к нему и спросил, готов ли он. Дэнни хотелось сказать «нет!», но почему-то кивнул.
Сделал вдох, мысленно произнес: «Вот дерьмо!» – и, не отрывая взгляд от пола, вышел на сцену. Прежде чем сесть за рояль, слегка поклонился публике в ответ на их любезные аплодисменты. К счастью, прожекторы так слепили его, что разглядеть чьи-либо лица ему не удавалось.
А затем произошло нечто необъяснимое.