Однажды в маленьком городе Елена Тершукова
Города нашего детства…
Пудож – маленький городок в карельских лесах. Очень уютный, зеленый, а зимой – снежно-белый. Тихий, неторопливый. Там – детство, там были мои родители, школа. Там и сейчас живут мои родственники, одноклассники, друзья…
Самое любимое горожанами место, пожалуй, – Летний сад, небольшой старинный парк на высоком берегу реки Журавки. От него начинается улица Садовая, на которой жила моя бабушка. В моем детстве на Садовой не было асфальта, это была будто и не городская, а настоящая деревенская улица: пыльная дорога, по которой редко-редко проезжали машины, огромный страшный колодец возле одного из домов (куда нам категорически запрещали даже подходить), одноэтажные домики, перед каждым палисадники с сиренью, цветами. Вдоль них неторопливо течет тропинка. От дороги тропинку загораживают кусты и деревья, поэтому идешь по ней будто в зеленом веселом тоннеле. Как я любила кататься там на своем трехколесном велосипедике!
Такой же «тоннель», только пошире и повыше – березовая Аллея на улице Ленина. Березки в моем детстве были еще маленькими, и тень от них ложилась нежная, кружевная, радостная – от нее по лицу и рукам бегали веселые зелено-солнечные зайчики. Я считала березки своими подружками, и обязательно каждый раз здоровалась. Как же я любила там ходить – и в школу, и к бабушке, а особенно – в детскую библиотеку «Искорку». Двойное удовольствие – в библиотеку, да еще и по любимой Аллее! Сейчас эти березы стали огромными. Шумят где-то совсем в вышине, и тень от них густая, так что не жарко даже в знойный день.
Еще моими подружками были лиственницы на улице Пушкина. На Пушкина располагались ясли, где работала мама, рядом здание почты. Перед почтой несколько больших деревьев, очень меня интересовавших: иголки, как у ели, но елка на зиму их не сбрасывает. А у этих иголки осенью опадают, будто листья. Спросила у папы, он объяснил, что это лиственницы, и что у них такая вот особенность. А еще рассказал, какая у лиственниц ценная древесина, что она не портится в воде по сто лет и поэтому из лиственницы строят корабли. С каким уважением, даже почтением я смотрела потом на лиственницы! Какие умные деревья: нарочно сбрасывают иголки, чтобы их не срубили на Новый год, как глупеньких елок. И какие трудолюбивые – сто лет могут работать на корабле. Я им часто потихоньку говорила: «Вы молодцы, что догадались иголки осыпать! Правильно! Лучше растите подольше!».
***
Пудожане – это, в большинстве своем, особенные люди. Открытые, добродушные, приветливые. Мы с родителями часто путешествовали по стране, и я нигде больше не встречала таких. Понятно, что раньше все были более общительными и доверчивыми, и двери ни у кого почти не запирались, разве что на ночь, и в гости ходили друг к другу без приглашений, но пудожанам была присуща какая-то особая чистота, простодушие, даже детскость иногда. Может, потому, что стоял наш городок вдали от больших дорог и не было никаких приезжих-проезжих? Или потому, что в маленьком городе вся жизнь на виду, каждый друг друга знает, и стоит совершить что-либо неблаговидное, как это тут же станет известным всем твоим соседям, друзьям, родственникам?
Как бы то ни было, а можно было обратиться за любой помощью к любому человеку, даже и вовсе не знакомому, никто не откажет. Сами не смогут помочь – попросят кого-нибудь еще. Даже продавцы в магазинах были приветливыми и улыбчивыми! Одна-единственная продавщица, которая могла нагрубить или обсчитать, работала в пивном ларьке, и все это знали, и даже не осуждали ее почти. Во-первых, потому, что жалели: растила детей одна, без мужа, а во-вторых, потому, что обсчитывала на пиве пьяных мужиков. Пиво не тот предмет, без которого не обойтись, не нравится – не ходи. К слову сказать, даже эти подвыпившие товарищи вели себя спокойно, если и матерились, то между собой. А стоило пройти мимо женщине или ребенку, тут же утихомиривали друг друга: «Тихо, мужики, тут ребенок!». В этом же ларьке продавался и лимонад, и когда мы подходили и пытались встать в очередь, мужики тут же расступались, и пропускали детей вперед.
А какие там жили бабульки! Самые настоящие, классические бабушки – в платочках, в плюшевых жакетиках, с обязательной хозяйственной сумкой на локте. Никогда, ни разу не видела ни одной праздной бабушки на скамеечке! Ходили только друг к другу изредка на «бесёду». Им, наверное, просто некогда было: в свои 70, а то и 80 лет споро бегали по магазинам, вели хозяйство семьи. А летом еще и ходили в лес по грибы и ягоды. Однажды я, уже взрослая, сидела на остановке в ожидании автобуса, чтобы ехать на дачу. Рядом – две бабульки, тоже ждут автобус и переговариваются, за малиной, мол, собрались. Мимо остановки по обочине дороги идет еще одна.
«Мои» ей: – Семеновна, ты в лес?
Та: – Ну дак, малина же пошла!
Мои: – А пошто пешком-то?
Семеновна: – Дак ноги-то розвивать надо!
А я сижу и думаю: мне в мои … лет до дачи лень пару километров пройти, а бабулька целый день по лесу будет ходить, да еще и ноги «розвивает»!
***
Моя бабушка Дуняшка тоже была такой бабушкой: плюшевая жакетка, которая потом сменилась «модным» болоньевым плащиком, платочек на седых волосах. В гости или по праздникам – белый, в обычные дни или в магазин – темно-синий в белую крапушку или зеленый с белыми полосками.
В бабушкиной речи было много интересных, «пудожских» словечек. В детстве я воспринимала их как обычные, а теперь вспоминаю с душевной теплотой, как и все, что связано с бабушкой Дуняшкой.
Бажоный – бедненький, тот, кого можно пожалеть. «Бажоный, замерз весь!».
Басенький – симпатичный, красивый, приятной внешности.
Бедовый – шустрый, смелый, ничего не боится. «Вот парень бедовый!»
Балаболка (цветок) – купальница.
Барабанчик (цветок) – вьюнок («граммафончик»).
Вица – прутик, применяется в качестве наказания: «А вот я тебя сейчас вицей угощу!».
Вчерась – вчера.
Дак – так. Применяется чуть ли не в каждом предложении. «Я вчерась в магазин пошла, дак сумку забыла».
Дивья – хорошо, везет. «Откель платок-то новый? – Дак зять подарил. – Вот дивья тебе, хороший зять, не то, что у меня».
Калитки – карельские открытые пирожки из ржаной муки, делаются с начинкой из картофельного пюре или пшенной каши.
Кукельки – высушенные цветоложа морошки с небольшим (примерно полсантиметра) кусочком стебелька. Их отвар – отличное средство против кашля, особенно у детей.
Малтать – понимать. «Не малтает ничего».
Пули – сопли. «Пули-то подбери!». Насмешливое: «Пули малтаешь» – ничего не понимаешь.
Но = да, согласие. «Ты в магазин? – Но!»
Нявгать – ныть, канючить, издавать жалобные звуки. «Что-то кошка всю ночь нявгала». «Ой, у Галины внука нявгучая така! Вчерась была у нее на бесёде, дак всю вечерину пронявгала!»
Откель – откуда.
Порато – сильно, очень, много. «Порато меня вчерась ошунуло-то».
Шунет – кружится голова, качает.
Пахать – подметать пол. «Пол-то опахала?».
Плавать (про ребенка) – ползать. «Твой робенок-то уже плавает?».
Плюсни – кожура на вареной картошке. «Картошка с плюснями» – то же, что и «картошка в мундирах».
Портки – штаны.
Пошто – зачем.
Прикосло – случилось, стряслось. «Что там у тебя опять прикосло?»
Распатрениться – снять верхнюю одежду; расстегнуться; вообще одеться слишком легко, не по погоде. «Что распатренилась-то, ужарела, что ли?»
Рибуши – старая, пришедшая в совершенную непригодность одежда, рванье. «Да у нее денег порато, а ходит всё в рибушах!»
Кирбуши – скрученные трубочки из бересты, применяются в качестве поплавков при плетении рыбацких сетей.
Спружить – пролить. «Молоко спружила».
Шимья – распущенные, неприбранные, неопрятные волосы.
А еще бабушка очень смешно говорила, когда двое детей сильно ссорились или дрались: «Вот два свидиника!». Что это за слово? Я больше никогда нигде такого не слышала.
В нашей семье, когда образовывалось много дел, и надо было повсюду успеть, говорили: «Дел, как у Пудожского старосты».
Однажды я, взрослая, убирала на зиму амариллисы. Их рекомендуется прекратить поливать, чтобы засохли. И вот я не поливаю, очень долго уже, а они зеленые, почти не вянут. Особенно один, даже и не думает засыпать. Бодро продолжает расти, листья новые выпускает. Говорю, мол, вот ведь какой ты бессонный курик!
Выплыло словечко из детства. Так меня мама называла, когда я спать не хотела. Вот надо же! Понятно – бессонный. А что такое «курик»? Оказывается, это по-фински «дубина, колотушка». Получается, мама меня по-пудожски называла «бессонной колотушкой».
В Карелии когда-то много народу по-фински говорило. В моем детстве даже некоторые передачи по радио из Петрозаводска шли на финском языке. Да и у меня в моем первом паспорте дублирующая надпись была сделана на финском. Потому, что раньше, до 1956 года, была Карело-финская союзная республика. Потом стала Карельская АССР. Потом, в 1991 году, стала Республика Карелия в составе Российской федерации. И тогда убрали финский язык из официальных в ней.
Вообще речь пудожан сразу угадаешь – это не акцент, а какая-то своеобразная интонация. Моя институтская подруга тут же узнавала, если я побывала в гостях у моих одноклассниц, они тоже учились в Ленинграде и скучали по дому, я иногда у них бывала. Маринка смеялась: – Да ты опять по-пудожски говоришь.