– Мам, ты папе не верь. Ничего он не нашел, а скупил всё у Петровны из дома рядом с кузницей.

Тут наступал час бабушки, и она начинала «прорабатывать» мужа:

– И не стыдно тебе, Саша. Мышей-то ловить разучился!

В годы моего детства дедушка и бабушка держали огромную свирепую немецкую овчарку по имени Рекс. Я обожал Рекса, теребил его, чесал ему шерсть, подкармливал, чем мог, иногда влезал в его огромную конуру и чистил её внутри, а иногда ложился в ней рядом с Рексом, и тогда этот огромный пес затихал и боялся пошевелиться. Иногда, если всё семейство собиралось в лес, дедушка разрешал мне вывести Рекса за ворота, взять его на поводок (Рекс, по-моему, слушался в семье только меня и никого больше) и идти с ним в лес. Там я, несмотря на страх моих тетушек (особенно часто причитала тетя Лиза, что Рекс, будучи собакой диковатой и никогда на волю не отпускаемой, обязательно сбежит, если её отцепить от поводка), я спускал Рекса. Умная собака начинала бегать по кругу, но никогда никуда не убегала и по моему зову беспрекословно возвращалась.

Однажды, когда я учился в пятом или шестом классе, я не мог приехать в Юрьевец летом. На следующий год все-таки время и деньги на дорогу нашлись, и я отправился туда. Пароход приходил в Юрьевец рано утром, часов в пять или в половине шестого, город еще спал. Я подошел к воротам дедушкиного дома и тронул щеколду ворот. Рекс бешено залаял, я услышал, как бабушка вышла на крыльцо, ведущее внутрь двора, спросить, кто там трогает щеколду, и я успел лишь сказать: «Рексонька», как пес мгновенно распознал мой голос и стал скулить, как маленький.

Когда бабушка открыла мне калитку и я вошел внутрь двора, Рекс бросился на меня, поставил обе огромные передние лапы мне на плечи и долго лизал мое лицо и слегка подвывал от счастья. Оказалось, что, даже спустя долгое время, он помнил мой голос и по одному лишь слову признал меня как родного [8].


Брат Володя, мама, папа и я. 1949 г.


Один раз я спас дедушку почти что от гибели. Когда в Юрьевце была открыта церковь и дедушка стал церковным старостой, ему приходилось время от времени принимать дома всякое районное начальство, которое использовало такие «приходы», чтобы «на халяву» напиться. В обычное время дедушка не баловался спиртным, но тут, для поддержания компании, приходилось оставаться наравне с районными начальничками, которые, как правило, были запойными пьяницами и прощелыгами. Если такие гости нагрянывали внезапно и я был в Юрьевце, то дедушка обращался ко мне со словами:

– Ну-ка, Валерка, одна нога там, другая здесь, сгоняй под гору в магазин и принеси поллитру.

Продавать спиртное несовершеннолетним по закону было запрещено, но непостижимым для меня образом местные продавщицы всё про меня знали и говорили друг другу:

– Вона, Ляксандра Васильича мнучек из Горького, Нюрин сын, прибежал. Видно, у Ляксандра Васильича гости.

Я сообщал, сколько мне поллитровок заказали, давал выданные дедушкой деньги, мне вручали всё просимое и никогда не обсчитывали. Бегом я бежал снизу, от рыночных старинных юрьевецких «торговых рядов», на верх нашей горы, и дедушка моей расторопности всегда радовался.

Однажды, проводив таких гостей, дедушка зачем-то (обстоятельства этого совсем не требовали) решил отвести Рекса со двора в огород, который был отделен навесом для дров. Он отцепил Рекса от протянутой через весь двор толстой проволоки, к которой Рекс был прицеплен поводком, и повел в сад. Он зашел с ним за баню, там Рекс куда-то потянулся, а разгоряченный водочными парами дедушка рванул поводок собаки на себя и, видимо, дохнул спиртным перегаром на Рекса. Собаки иногда звереют от такого дыхания, и, наверное, это случилось в тот момент с Рексом. Он бросился на дедушку, пытаясь вцепится ему в горло. Дедушка заорал диким голосом: