Домработница Нюра, до этого молчавшая, вдруг зарыдала:

– Он такой молодой… третёвась такой энергичный был… и сразу свалился…

Трояни уставился на Нюру, удивился про себя, что бывают такие крупные слёзы.

– Целый час скорую ждали… он за живот держится… пот с него градом… и эта курица тут прыгает… я–то, дура, ругала его за эту чёртову курицу… чувствую, плохо ему, а он на курицу эту всё смотрит… это, оказывается, так ждёт скорую, и ведь болит у него… я чувствовала.., и, дура, эту курицу всё отгоняю, а он говорит: «Нет, нет, Нюра, Доменика – жизнь!» И не даёт отгонять… и вот так сам… быстро… жизнь… жизнь… жалко… молодой ведь.

Трояни сообразил что представилось Нюре, и попытался объяснить на русском, сопровождая трудные места жестами. Выставил вперёд ладонь, как бы попросил остановить причитания, помотал головой и сказал:

– Нет, нет, Нобиле – хорошо… Операция – хорошо…

Нюра замерла и уставилась на Трояни.

– У–уф! Чего это столько дыму–то?! – в комнату, взмахивая перед собой руками, вбежала Мария Андреевна, за ней, – в три прыжка, – большая собака, от которой шарахнулся в сторону Визокки.

– Мы уже закончили! – Трояни сразу перешёл на итальянский, кивнул на собаку. – А это что за монстр? Ещё одна питомица Нобиле?

Мария Андреевна поняла, что процедура сжигания бумаг контролируемая – успокоилась.

– Да, когда дочь Нобиле приезжала, тогда и появилась. Не знаю, откуда… – Мария Андреевна пожала плечами, – с улицы вроде… когда щенком была ещё терпимо, а сейчас… Нобиле велел к кому–нибудь пристроить. Я и водила её своим знакомым показывать. Договорились в деревню отправить.

– Главное, чтобы та обратно не прибежала, – Трояни чуть улыбнулся и посмотрел на Визокки, – помнишь, как от Муссолини не могли избавиться?

Мария Андреевна, не понимая о чём речь, в ожидании разъяснений, посмотрела то на одного, то на другого. Визокки стал рассказывать:

– Собака у нас на заводе в Риме была. Рабочие дали ей кличку – Муссолини. Они особо не мудрят, любят клички давать в честь политических деятелей. Собак было достаточно, в основном, сторожевые. А вот Муссолини как–то сама появилась, неизвестно откуда, – Визокки задумался, – уж не знаю кобель или сука… но собака умная, ласковая. Освоилась в одной из мастерских – общей любимицей стала.

– Кобель это был, – Трояни засмеялся, – хотя, если бы сейчас Нобиле называл, то мог бы именем Муссолини и какую–нибудь суку назвать.

Трояни не наклоняясь легко достал до спины собаки, опасливо погладил по жёсткой чёрной шерсти, – Эта тоже смирная, не из дурных. Похож на дога… помесь, что–ли, какая–то. А как Титина? Не ревновала?

– Сначала нервничала, потом почувствовала, что Нобиле к ней больше симпатий испытывает, успокоилась. – Мария Андреевна хотела услышать продолжение, – Ну, а дальше?

– Время нелёгкое, борьба за власть, погромы, становление фашизма. Когда борьба, тогда и враги кругом. Был у нас такой интендант авиации, – Трояни осёкся, стал вспоминать, – не получилось, – посмотрел на Визокки, – не помнишь его имя?

– Кажется, Мерканти, – Визокки непринуждённо наблюдал как Титина без опаски подошла к большой собаке, – помню, на фельдшера тогда рабочие очень обиделись, ведь это он, по дурости, придумал, что собаку в честь Муссолини назвали, что, мол, хоть так антифашистские настроения заявить. А Мерканти перепугался, приказал Нобиле, чтобы собаку убрал с завода. Нобиле сначала проигнорировал, но Мерканти через министерство надавил, те даже приказ написали… пришлось меры принимать.

Визокки готов был продолжить, но Трояни оживлённо перехватил инициативу: – Нобиле сначала в мастерские, за территорию завода, пса определил, но тот вернулся на место уже к вечеру. Тогда Нобиле договорился с рабочим, к которому пёс особо привязан, и тот отвёз пса себе домой – дом в двадцати пяти километрах от завода. Думали, вопрос улажен, но пёс через два дня объявился. Это ж надо! через весь город… и как только дорогу нашёл?