– Это можно, – Ободзинский выделил кавычками технически перегруженный абзац про моторы, призадумался, – ну да, действительно, не помню откуда выдернул, но уж больно красиво… Николай, тут вот с формулами дальше… как бы не напутать… Ну, когда в солнечную погоду… когда нагревается оболочка… пока на старте…

– А–а… ложная подъёмная сила? Неприятная штука! – Николай задумался.

– Помнишь, «Комсомолка» сильно лёгкой стала, постояв на солнце. Хоть и балласта с избытком взяли, а подняло нас со скоростью три метра в секунду.

– Помню, как моторы поддали, так дифферент пошёл… дирижабль оказался перетяжелён… когда температура к нормальной вернулась… вовремя балласт посбрасывали, – Николай вспоминал и обрывисто комментировал, – страшновато было.

– Вот, хочу и этот случай разобрать, формулами физическими обосновать и в статью впихнуть.

– Хм… тут подумать надо. Ладно, дай дочитаю.

«Взлёт в дождь не представляет никаких трудностей. Необходимо иметь дополнительный балласт, чтобы компенсировать перетяжеление от намокания оболочки. Этот балласт должен быть не менее трёх процентов от объёма оболочки».

– Вроде верно… для снегопада тоже самое, отметь, – Николай кивал, пробегая глазами по тексту.

«Взлёт с боковым ветром и по ветру производится в исключительных случаях, в зависимости от обстоятельств (высокие препятствия, взлёт из просеки, гористой местности и т.д.) в этом случае увеличивается процент сплавной силы и при первой возможности командир обязан развернуть корабль против ветра».

– У меня такого в практике не было… – Николай задумался, – Паньков что–то рассказывал, как его вбок тащило

14

– Титина, ну что ты вьёшься под ногами? Не съедим мы тебя! – Трояни присел на корточки и потрепал Титину за холку, мельком взглянул на удивлённого Визокки и пояснил: – Это когда мы на дирижабле «Италия» долбанулись о лёд на Северном полюсе… когда на следующий день осознали, что нам тут долго сидеть придётся, то сразу вопрос о еде встал. Нобиле в этот же день с нас взял слово, что мы не съедим Титину. Вот, с тех пор, я эту шутку и приговариваю.

Реакция трёх кошек на добродушное настроение Трояни оказалась незамедлительной – потянулись ластиться.

– Ну, а вы–то чего? Титину я знаю, столько с ней невзгод пройдено, а вы откуда?

Всё же погладил одну прогонистую разномастную.

– Вообще–то, только Титину и одного кота Нобиле попросил в Милан отправить!.

Из кухни донёсся топот и кудахтанье. Трояни посмотрел на Визокки.

– Что с курицей делать?

– Нобиле очень к ней привязан, – Визокки смотрел, как курица вышла из кухни и горделиво прошагала по гостиной, – говорит, интеллект у неё, в суп её так сразу не хочется.

– Где он её раздобыл? – Трояни мотнул головой, когда курица задержала на нём взгляд.

– Рассказывал, что в одной крестьянской избе под Москвой… Зашёл яиц спросить, а ему говорят, что яиц нет, но можно курицу купить. Рассказывал, так спокойно себя эта курица повела, что решил дать ей имя Доменика и оставить жить в своём зверинце.

– Да уж, чего у Нобиле не отнять, так это любовь к животным, – Трояни сделал паузу и переключился на деловой разговор: – Мне Нобиле поручил сжечь пачку писем. Я, собственно, тебя за тем и пригласил… в качестве свидетеля. Что–то неладное между мной и Нобиле назревает, поэтому мне легче, чтобы ты видел, что поручение его я выполняю.

Трояни вытащил письма из нижнего ящика письменного стола, вскользь просмотрел несколько лежащих сверху, задумчиво проговорил: – На английском… просил уничтожить все что на английском…

Подошёл к печке–голландке, открыл заслонку, подвешенную на петлях и бросил всю пачку на чугунную решётку. Несмотря на то, что пламя жадно поглощало сухую бумагу, Трояни всё же несколько раз пошебуршал кочергой.