Священник во все глаза пялился на сквернословившего парня, потом снова стал смотреть на купол храма, но уже молчал.

По лицам инженеров, занятых замерами, было понятно, что всё шло неплохо. Они сидели около погасших печек–«буржуек» и записывали выкрикиваемые рабочими цифры. Листы бумаги заполнялись столбцами цифр.

Трояни подошёл. Павловна переводила.

– Расхождение от номинала в допуске. Ещё три кольца и можно носовую часть наполнять.

– Мне, кажется, не влезем, – Трояни провёл рукой в направлении носовой части. – тоже думал так сделать, но теперь видно, что не помещаемся.

– Думаю, стоит попробовать. Можно и не до конца. Ну, что сможем… – один из инженеров настаивал.

– Только как вы будете лазить? Да и баллонет не обмерить. Тесновато здесь, – Трояни обречённо махнул рукой, – Подождём. Харабковский уехал выпрашивать манеж.

– Ну–у, в манеже точно поместимся! На прошлой неделе ездили смотреть. – Лифшиц включился в разговор. – Там кавалеристы подготовку проводили. На конях галопом скачут… толстенные палки рубят, – он сомкнул кольцо из указательного и большого пальца, обозначая диаметр, – …проскакал… вдруг как обернётся… .и х–хвать! – Лифшиц рассёк воздух рукой, – … сабли острые… изогнутые… Бр–р–р… такой хватит и пополам человека рассечёт.

Трояни слушал перевод Павловны, улыбался и искоса посматривал на столбцы цифр.

– Вот и… лёгок на помине! – Лифшиц обрадовался, заметив вбежавшего в храм Харабковского.

– Синьор Трояни, нам дали добро для окончательного наполнения… манеж ипподрома… Но вот только людей не дают. И ещё, Фельдман спрашивает, можно ли своим ходом оболочку транспортировать?

– Как бы наш первенец не улетел. Посмотри, какая метель на улице, – Лифшиц покачал головой, – мои люди ещё не разбежались, надо прикинуть, хватит ли их.

– И ещё… пока я бумаги ходил получать…, – Харабковский мялся, – короче, слух прошёл, что сегодня Нобиле сознание потерял за своим рабочим столом… сначала домой отвезли – не полегчало – теперь в больнице… рассказывают после совещания у Фельдмана…

Харабковский потыкал пальцем оболочку, пробуя на упругость.

Трояни покачал головой, тем не менее, прервал паузу:

– Напряжённые же там совещания наверху. Ладно, наше дело – техника. Давай немного выпустим газ, чтобы в двери пролезть. А снаружи воздухом ещё разбавим. Остатка газа должно хватить на поддержание веса.

– Потаскать может, но улететь не должен. Сильного ветра не будет, если по улочкам вести, – Лифшиц поёрзал треухом по голове, – Доведём…

13

Николай уселся на плохо оструганную столешницу. В ожидании реакции Ободзинского, перекатывал карандаш между пальцами правой руки и посматривал на стену комнаты подготовки пилотов, увешанной техническими плакатами. Особенно ему нравились схематичные рисунки, испещрённые стрелками, указывающие силы, действующие на дирижабль во время полёта. На одном рисунке дирижабль был наклонён под углом к горизонту, на другом были отклонены только рули управления. Николай хорошо помнил и пояснения к ним. По памяти повторил про себя: «При отклонении установленного в кормовой части руля высоты вверх, на нём возникают аэродинамические силы, равнодействующая которых направлена вниз. Она создаёт относительно центра масс момент, поднимающий нос дирижабля. Поэтому отклонение руля вверх, ещё называют установкой на подъём». Николай, с удовлетворением, кивнул, обвёл взглядом десяток пустующих столов, расставленных в два ряда, будто в классе школы и покосился на усердно сгорбленную спину Ободзинского.

– Ну давай, говори, чего хотел показать? – Николай опёрся ладонями на столешницу и передвинул поудобнее зад.