Новелла II педагогическая. Один в школе Сергей Козик

Старинная мелодия, – томление на сердце,

Как вересковый мёд, забыта навсегда.

Хранят секрет той музыки лишь избранные дети

И опытные старцы, прошедшие лета.

Кто вспомнит ту мелодию, тот обретёт бессмертье

Владыкой станет Времени и покорит века…

НЕ ПЕРВЫЙ

Петя не был «ботаником», но очки носил. Хулиганом назвать его тоже было нельзя, поскольку он избегал драк. Удовольствия подраться от души, он был лишён судьбой, опять же по причине этих проклятущих очков.

В то, советское время очки были ценностью не только из-за дороговизны (сорок буханок черного хлеба или две-три бутылки водки), но из-за долгого изготовления их в мастерской Оптики. Оптика – так назывались конторы, где делали этот эксклюзивный товар. Петя, конечно, старался выбрать оправу помоднее, а в то время мода очечных оправ стала склоняться к тонкому металлу, что, следовательно, обрекало очки к особенной хрупкости обточки линз в сравнении с какой-нибудь роговой оправой.

Петя любил заходить в Оптику, там всегда был слышен звук обтачивания стеклянной линзы на точильном шлифовальном станочке. В Оптике обязательно присутствовали мастера «окулистических» наук. Выдерживалось спокойствие и деловитость. Петя любил разговаривать с мастерами и смотреть на обточку и полировку стекла.

Привычка беречь очки выработала у Пети навык решать конфликты мирным путем. В остальном… Лень и несобранность довели его до того, что он после школы не поступил в институт.

Его одноклассники как-то легко преодолели этот барьер и уже учились на первых курсах, а он затормозил. В его душе это буксовка отзывалась неприятным ощущением неудачника.

В марте его могли забрать в армию, не посмотрев на то, что 18 лет ему исполнялось только летом. И он переполненный тревог и неопределенности в своей судьбе, проживал эти месяцы, не понимая за что ему взяться в первую очередь: готовиться к экзаменам или гулять до армии весеннего призыва 1986 года. Личное безденежье добавляло душевного дискомфорта. И Петя решился на полумеру – пойти работать, туда, где возможно было готовиться к экзаменам и, одновременно, вольготно ждать повестку, не особенно напрягаясь.

Как-то ему на улице повстречалась Екатерина Владимировна – техничка родной школы. Через её посредничество он устроился в альма-матер сторожем.

Во время радостной для обеих сторон встречи, техничка заметила, что он (Петя) человек проверенный. Ему, Пете, ключи от всего хозяйства доверить можно… Подкупленный её комплиментом, он согласился. К тому же это полностью совпадало с его планами.

Родная школа последние десять лет неприятным магнитом притягивала всю его жизнь. Вернуться в неё, в занюханный Подольск, а не засветиться в Москве, было ещё одним ударом судьбы неудачника. Но лень снова одержала убедительную победу: от дома до школы было три минуты бегом и семь минут быстрым шагом. Иногда зимой Петя не надевал пальто, а добегал в одной школьной форме, кедах, шапке ушанке и с шарфом на шее.

Но на первое дежурство Петя собрался основательно. Правда вечные кеды пока так и оставались в наборе основной обувки. На нормальные ботинки не хватало денег. Нормальными ботинками считались в Петиной среде кроссовки «Адидас» или ещё круче, фирмы «Найк».

Математика – вот та главная гадость, отравившая ему нынешнее бытие. Из-за неё он не поступил. Поэтому учебник «причины его неудач» был всегда при нём. Но, если честно признаться, он всё реже и реже открывал его, прихватывая с собой для успокоения родителей.

«В автобусе почитаю!» – отговаривался он и маман, вроде, как бы… успокаивалась.

Нет ничего разрушительнее половинчатого состояния.

Не знаешь, что ждать: повестку или экзаменов и… лень, «эволюционным» путём неизбежно побеждала… и ежедневно продолжала побеждать, понижая тонус по мелочам. Но желание преодолеть её, у Пети ещё не было окончательно потеряно и он, конечно, на первые сутки дежурства взял учебник Математики.

Держа его подмышкой, он выслушивал последние наставления.

Екатерина Владимировна, как показалось, перед тем, как окончательно передать Пете полную связку ключей от здания, казалось, изгалялась по-иезуитски тонко и со вкусом.

Техничка не была пенсионеркой, максимум лет 50. Её уважали все! Она спасла одного второклассника на глазах у всей школы.

Кто помнит то советское время, тот подтвердит, что копание для замены прорвавшихся подземных труб, было обычным делом. Почти во всех дворах присутствовали эти кучи земли, превращаясь в вечные источники грязи. В котлованах всё время меняли трубы.

В тот раз экскаватор в поисках прорыва, а может клада (как шутили жители над очередным выкапыванием: «коммунисты царские сокровища ищут») заполз в школьный сад и выгрыз огромную яму, а осенний дождь расширил и углубил её.

Образовался «вечный» пруд.

«Пруд» облюбовали мальчишки для лазания по берегам в резиновых сапогах. Особо смелые плавали на секции деревянного забора по грязной, цвета песочного хаки поверхности воды, отталкиваясь от дна длинными шестами, которые так же были частью разрушенной трактором ограды.

«Мальчик-жертва» учился во вторую смену и, поэтому вся первая смена школы во время уроков услышала крики его друзей. Мигом вокруг котлована собралось множество учащихся, учителей… желающих помочь теоретически, но не желающих испачкаться или промочить ноги. Стоял октябрь месяц, было промозгло, холодно. Пар шёл изо рта.

Екатерина Владимировна подскочила к краю не первая, но быстро сориентировалась и, с ужасом осознав, что упавший в воду ещё там (!)… прыгнула в водянистую грязь отчаянно и быстро, уйдя немедля с головой в жижу, тут же вынырнула держа «утопленца» за шиворот.

Оба, выползшие из котлована, были полностью покрыты бронзово-рыжей слизью. Екатерина Владимировна лишь слегка протёрла глаза и в тот момент Петя понял, что у неё светлые серо-голубые радужки. Они светились! От них исходил свет ярче небесного дневного. Она ему показалась ангелом, искупавшемся весной в говняной яме дачного туалета…

Выловленному «утопленцу» вычистили рот от грязи, выковыривая прямо пальцем изо рта, – это делала сама Екатерина Владимировна. Перегнула бездыханное тело через колено. Мальчик очнулся, выблевал жижу и закашлялся.

Повара притащили бак с горячей водой, трудовик примкнул шланг к садовой трубе воды. Омывали спасительницу и спасённого одновременно.

Петя увидел Екатерину Владимировну в промокших лифчике и трусах, практически голой. Шея её была длинная, уши красные, волосы ещё не седые, зачёсаны назад, нос выдавался вперёд со слегка загнутым вниз кончиком. Кроме того, от обнаженного тела технички исходил пар. Мокрые трусы облипли так, что явственно просвечивал треугольник Евы. Запомнились три коричневые родинки возле грязно мокрой бретельки бюстгальтера на плече и одна на шее.

На Петю всё это произвело, как на юношу с фантазиями определённой тематики, сильные впечатления. Они были круче, чем от пляжных купальщиц.

Екатерина Владимировна счастливо улыбалась и тряслась на октябрьском холоде, как суслик, – зуб на зуб не попадал. Обоих, побывавших «в жиже», увели в школу. Люди плакали от щемящего душу счастливого окончания экстремального приключения. Слёзы были и на глазах у Екатерины Владимировны… Они все были неимоверно счастливы. Это был 1981 год…

Подвиг Екатерины Владимировны среди народа породил массу слухов.

Петя узнал о техничке «очень много чего». Муж её, то ли погиб в Афганистане, то ли сидел на зоне. Сама она, то ли отсидела в серпуховской тюрьме, то ли её сын сидел в серпуховской тюрьме… она в своё время вроде как бы много пила, но вылечилась…

«Тюрьма» в слухах о Екатерины Владимировне обязательно фигурировала… Она говорила с акцентом неясного происхождения, что прибавляло к историям о её судьбе слух, как о сосланной украинской западенке или донской казачке – внучке белогвардейского атамана.

Особенно её уважало хулиганьё. И, естественно, порождались слухи, в которых то или иное сословие старалось приблизить её персону к своей среде. Ученики с уважением и прощением относились к её ударам шваброй, нанесённым во время свалки перед пересменком в школьной раздевалке.

«Катя сегодня так разбушевалась… вообще баба края потеряла, сегодня меня так своей шваброй звезданула, до сих пор шишка!» – жаловался, а на деле похвалялся, не без гордости очередной хулиган – участник раздевалочных потасовок.

Имя «Катя» в его устах звучало, как гордое имя криминального авторитета. «шишка» – как медаль за храбрость.

Но сегодня в 1986 году поздно вечером на пороге зимнего школьного крыльца, техничка, закутавшись в пуховой платок, глядела на Петю исподлобья темными, почти сплошь залитыми мглой глазами, словно какая-то сутулая ведьма или подводная рептилия. Слегка загнутый длинный нос подчёркивал её ведьминистось. Этакая гоголевская Солоха. Голос её звучал настойчиво едко:

– Ты всё понял, Петя? – энергично скрипела она. – Где, какая рекреация включается? Уличные прожектора не тронь, замыкают и нет ламп…

– Да, Екатерина Владимировна. – отвечал Петя нетерпеливо и несколько бессильно перед её напором.

– На кухне повара оставили кое-что… – не спеша продолжала она несколько смягчившись, но не оставляя издевательств над терпением юноши.

– Еду грей на маленькой плитке в «Канцелярии». Большую плиту на кухне не включай. Котлеты в холодильнике, запеканка на поддоне. Её переложи в холодильник. В кофейниках осталось кофе… Бери любой. Короче, разберёшься. Уже почти уходя, обернулась. – Да! Забыла предупредить! К семи часам придет Ольга Петровна, новая физичка, проверять контрольные. Ты её не знаешь, в этом году к нам пришла… Закрывай дверь плотнее, иначе снегу наметёт, придётся долбить наледь. Проверь фрамуги. Телевизор не работает, антенна сломалась.