Врач подняла бровь, рассматривая график. Алина молча расстегнула манжету – бритва оставила на руке лишь тонкие розовые полосы вместо привычных кровавых дорожек.

– А его спастичность уменьшилась, – добавила она, касаясь пальцами его расслабленного плеча. – Вчера он сам держал вилку.

Кабинет наполнился тишиной, в которой звенели их совместные победы. Врач закрыла папку, выдавив улыбку:

– Только без экстремальных экспериментов.

На обратном пути они остановились у кофейного автомата. Сергей достал смятую банкноту, но Алина уже засунула руку в щель за монетоприемником.

– Наш пенсионный фонд, – она рассыпала на ладони десяток потерянных кем-то монет. – Хватит на два капучино и…

Она замолчала, увидев, что он держит коробочку с кольцом, свитым из медной проволоки. В центре – осколок стекла от разбитого кофейного стаканчика.

– Это вместо… – он запинался, впервые за все время краснея до корней волос, – вместо симметрии.

Алина надела кольцо на безымянный палец. Стекло блеснуло, отражая их двойной портрет в зеркале автомата – два силуэта, чьи изъяны сложились в новую геометрию.

В ту ночь они впервые остались в библиотеке после отбоя. Фонарик под одеялом выхватывал из темноты кусочки кожи – ее бедро с фиолетовым синяком от падения, его живот со шрамом от дренажной трубки. Они составляли карту боли и исцеления губами и локтями, смехом и стонами, пока охранник не постучал в дверь.

Утром в автомате появился новый совет: «Иногда летать можно и корнями. – С. и А.»

А под ним – два стаканчика, из которых тянулись вверх стебли плюща, посаженные в землю из горшков с искусственными фикусами.

**Глава пятая: Геометрия доверия**

Библиотека тонула в янтарном свете заката. Лучи, пробиваясь сквозь пыльные шторы, рисовали на полу ромбы, в которых танцевали пылинки, словно ожившие атомы их общего беспокойства. Алина лежала на пледе, ее голова покоилась на Сергеевом животе, где шрам от дренажной трубки пульсировал в такт дыханию.

– Ты похож на глобус, – она водила пальцем по рельефу шрамов, – здесь экватор, а вот это… – прикосновение к диагональной полосе у ребер, – меридиан боли.

Он засмеялся, и смех разорвался спазмом в пояснице. Мышцы вдруг сжались стальной пружиной, выгибая тело дугой. Коляска дернулась, подлокотник врезался в бок, но больше всего горели глаза – от стыда, а не от спазма.

– Сергей… – Алина села, ее руки уже двигались – твердо, как учили на курсах первой помощи. Ладонь легла на его живот, чувствуя под кожей бурлящий ураган мускулов. – Дыши. Ты же учил меня: дрожь – это почерк.

Он хватал ртом воздух, пальцы впились в ее предплечья, оставляя синяки-запятые. Алина не отстранилась. Вместо этого она заговорила, нараспев, как будто читала заклинание:

– Представь, что мы… – пауза, поиск нужной метафоры, – два дерева во время шторма. Корни сплелись – выдержим.

Постепенно, волна за волной, спазм отступил. Сергей обмяк, его лоб блестел от пота. Алина вытерла его рукавом, не выпуская из объятий.

– Прости, – он выдохнул в ее шею.

– За что? – она откинула волосы, обнажая цепочку с медным кулоном – тот самый осколок из автомата. – За то, что твое тело помнит падения? Моё тоже. – Она взяла его руку, приложив к своему запястью, где под браслетом прятались новые царапины – тонкие, как нотные линейки.

Они молчали, пока тени на стене не слились в единый силуэт. Сергей первым нарушил тишину, щекоча ей бок:

– Значит, я глобус? Тогда ты – карта сокровищ. Все дороги ведут… – его палец скользнул по ее ключице к ямочке у горла, – сюда.

Алина рассмеялась, и смех их сплелся в странную мелодию. Потом она внезапно вскочила, схватила фотоаппарат и щелкнула затвором, ловя его растерянную улыбку.