Она замерла. Пылинки танцевали в луче между ними, словно загипнотизированные несостоявшимся прикосновением.

– Ты… – голос её сорвался, превратившись в шепот. – Ты дрожишь.

Сергей посмотрел на свою руку, зависшую в воздухе. Мышцы под кожей пульсировали мелкой дрожью, как струны после щипка.

– Электрофорез, – буркнул он, пытаясь отвести руку.

– Враньё. – Алина резко встала, и плед соскользнул на пол. Её пальцы легли ему на предплечье, обходя шрам аккуратным полукругом. – Здесь.

Тепло её ладони просочилось сквозь ткань свитера, смешиваясь с покалыванием в мышцах. Сергей зажмурился, представляя, как по его венам растекается не лекарство, а сама её смелость.

– Когда мама впервые после аварии попыталась обнять меня, – он говорил в пространство между их плечами, – я вырвался так резко, что она упала.

Алина опустилась на корточки перед коляской, её колени упёрлись в колёса. Рука не отпускала его рукав.

– А если… – она вдохнула, будто ныряя в холодную воду, – если я попрошу показать, где можно?

Они составили карту на обратной стороне рентгеновского снимка. Красным маркером – зоны, где прикосновения режут как нож (правое колено, левая ключица). Синим – места, дрожащие как осиновый лист, но готовые к диалогу (тыльная сторона ладони, висок). Зелёным – неисследованные территории.

– Здесь, – Алина коснулась тыльной стороны его ладони, – как будто держу птицу.

– Она может клюнуть, – он повернул руку, позволив её пальцам скользнуть к запястью.

– Пусть клюёт. Я же феникс, – она прижала его ладонь к своей щеке, и Сергей почувствовал, как смешно сморщился её нос.

Их смех оборвал звон разбитой чашки в коридоре. Алина вскочила, но он удержал её за край кардигана.

– Ты забыла самое главное, – его палец дрогнул у неё на шее, чуть ниже серебряной цепочки. – Здесь… тише.

Она наклонилась, позволяя ему прочертить путь от ямочки за ухом до выступа ключицы. Его ногти оставляли белые дорожки на её коже, которые тут же розовели, будто земля после дождя.

– А здесь? – Алина взяла его другую руку, подводя к своему виску, где пульсировала жилка.

– Здесь… – он вдохнул запах её шампуня (миндаль и что-то горькое), – здесь живёт твоя мысль о побеге.

Она засмеялась, и вибрация прошла по его пальцам прямым током. Внезапно схватив гитару, Алина заиграла «Туман» Яна Френкеля, специально фальшивя на высоких нотах. Сергей подпевал, чувствуя, как её плечо прижимается к его руке в такт музыке.

К вечеру на снимке не осталось белых пятен. Зелёные зоны захватили пространство: её ладонь на его затылке во время смеха, его мизинец, запутавшийся в её култышке, когда они вместе листали альбом.

– Знаешь, что напоминают эти отметки? – Алина светила фонариком под синим рентгеном, где их руки на плёнке слились в причудливый узор.

– Карту звёздного неба, – он прикрыл глаза, всё ещё чувствуя на губах вкус её солёной кожи от случайно задетой слезинки.

– Нет. – Она выключила свет, и в темноте их дыхание сплелось в единый ритм. – Это инструкция по сборке нас самих.

На следующее утро в кофейном автомате Сергея ждал стаканчик с надписью «Латте с корицей» и смятая бумажка: «Сегодняшний совет: Прикосновения имеют обратную силу. – А.»

Он нашёл её в кабинете ЛФК, где она, краснея, пыталась повторить его упражнения на растяжку. Когда их пальцы сплелись в замок для поддержки, физиотерапевт покачала головой:

– Вы тут вдвоём как сиамские близнецы на качелях.

– Зато не упадём, – Алина ухмыльнулась, чувствуя, как его большой палец рисует круги на её внутренней стороне запястья – новую зелёную территорию.

А вечером, когда дождь застучал в окна сильнее, они обнаружили, что дрожь в руках – отличный массажёр для онемевших плеч.