Непрошеный дар Мара Кроу

Несмотря на поздний час, в таверне было шумно: казалось, люд расходиться и не собирался. В спертом душном воздухе стоял запах скотины, застарелого пота, медовухи и жареного мяса. Вела поставила на стол очередной кувшин и провела тыльной стороной ладони по влажному лбу. Развернулась, чтобы уйти, но запястье обхватила мозолистая мужская рука.

– Велислава, – губы растянулись в улыбке, – отчего такая грустная? Может, с нами останешься, – мужчина потянул ее на себя, положив свободную руку на девичью талию, – а потом я тебе настроение подниму?

Вела нахмурилась, бросив на него взгляд. Наверное, Деяна можно было бы назвать привлекательным: черты грубые, но не крупные, светло-русые волосы падают на лоб и скулы, щетина добавляет мужественности, глаза карие смотрят цепко, внимательно. Да, наверное, не будь он бражником, то даже может и приняла бы Вела его ухаживания настойчивые. Вела выдохнула, покачав головой, и отпрянула, выдернув руку из хватки:

– Стоит выпить, ведешь себя как животное.

Она нервно оправила платье и передник, окинула неприязненным взглядом компанию, развернулась и ушла.

– С таким характером так ничейной и останешься! – донеслось ей вслед.

Вела сердито выдохнула. Ничейная. Так у них называли девушек, которые остались без опеки, а замуж еще не вышли. Обычно вопросами замужества занимались отцы, но родителей Велы унесла хворь. Она была достаточно взрослой, чтобы никто не захотел взять на себя ее воспитание. Растили понемногу всей деревней, да только так она никому не нужной и осталась. Ни преданного, ни неземной красоты, ни умений нужных – ничего, чтобы заинтересовать для замужества. Ничейная – звучало как насмешка, и слышала она это прозвище ото всех в деревне.

Вела вошла в кухню, прислонилась к стене. Воздух здесь был еще более жаркий и спертый. Она глубоко дышала, чтобы унять злость. Не помогало.

– Да она уж, говорят, третий день даже с постели встать не может, – послышался женский голос, и Вела затаилась, – подохнет ведьма, всем легче жить станет.

– Такие, как она…

Вела вышла из укрытия, окинув взглядом двух девушек, сняла передник и, скомкав, положила на стол:

– Чем языками трепать, лучше б работать шли, – она скрестила руки на груди, – я свое на сегодня уже отработала. За троих.

Девушки состроили недовольные гримасы и, что-то пробурчав в ответ, пошли в зал. Они говорили о Ладе – старушке, которая жила на окраине поселения. Она разбиралась в травах, могла вылечить ими многие хвори, но все местные ее звали ведьмой и избегали даже близко подходить к ее дому.

Вела вышла через заднюю дверь. Ночь встретила прохладой и свежестью, и Вела глубоко вдохнула, прикрыв глаза. «Если б знала, что ей плохо, раньше б пошла», – с тоской подумала она и направилась к старушке.

В слухи она не верила. Падеж скота, неурожай, тяжелые роды у женщин, – все неприятности в деревне приписывали Ладе. На деле же она была просто таким же изгоем, как и сама Вела.

После потери родителей бабушка часто позволяла остаться с ней на ночь, подкармливала и брала с собой в лес, чтобы набрать трав и ягод. Когда Вела оставалась, Лада рассказывала истории про мавок и лешего, про домовых и прочих духов, что живут бок о бок с людьми – у старушки был талант рассказывать такие истории, и каждый раз Вела с нетерпением ждала встречи.

«Не ходила б ты ко мне, девочка, – говорила Лада, – а то того и глядишь, тоже ведьмой назовут», – но Вела ее не слушала, продолжала приходить. Однако, когда подросла, ее взяли помогать в таверне, а одиночество в родительском доме перестало пугать. Встречи с Ладой становились все реже.

Вела постучала и отворила дверь, которая отозвалась тихим скрипом. В нос ударил запах нечистот и разложения, повеяло сыростью и холодом.

– Бабушка Лада, это я, Вела, – проговорила девушка в темноту и прошла к очагу, чтобы развести огонь.

– Ох, девочка, – прошелестела старушка слабым голосом.

– Сейчас потеплее станет, бабуль, – огонь занялся, тускло осветив комнату, – потом я тебе поесть сготовлю…

– Не надо, девочка, – Лада прокашлялась, – лучше подойди ко мне.

Вела послушалась, подошла к кровати, на которой лежала Лада, присела на корточки. Неприятный запах усилился, от него начали наворачиваться слезы. Слабый свет пламени выхватывал изможденное, покрытое сетью морщинок лицо старушки, зеленые глаза, подернутые пеленой. Губы – почти бесцветные, потрескавшиеся, растянулись в слабой улыбке.

– Рада я тебя видеть, моя хорошая, – проговорила Лада.

– Прости, что раньше не пришла, знала бы, что тебе плохо… – затараторила Вела, но старушка ее перебила.

– Главное, что пришла, – Лада снова закашлялась, – увидеть тебя перед смертью…

– Ты что такое говоришь? – Вела взяла ее за костлявую руку, покрытую мелкими язвами, и старушка крепко сжала девичью ладонь.

«Откуда столько силы в умирающей?» – пронеслось в голове Велы. Она едва заметно поморщилась от боли, но руку не отняла.

Пламя в очаге разгорелось ярче, заливая комнату ярким светом, отбрасывало блики в старческих глазах – будто они тоже горели огнем. Старушка с хрипом втянула воздух. Руку, которую она сжимала, обожгло, и Вела хотела отдернуть ладонь, но хватка стала сильнее. «Что происходит?» – сердце бешено заколотилось в груди. Лицо обдало горячим воздухом, и девушка зажмурилась, сморщилась от очередной волны боли в руке. Старушка облегченно выдохнула и обмякла, а комната погрузилась во тьму.

Вела потерла саднящую ладонь и приблизилась к старушке, вслушиваясь в ее дыхание. Лада затихла. «Умерла?» – это осознание стало как чан ледяной воды.

– Бабушка? – Вела коснулась лица Лады – застывшей безжизненной маски, – и по щекам побежали горячие слезы.

Умерла, оставила. «Пришла бы раньше, смогла бы помочь?» – Вела корила себя, что несколько дней бабушку не навещала, что допустила такое, не углядела. Чем больше она думала, тем больнее становилось в груди. Она уже не сдерживалась, рыдала навзрыд над телом женщины, которая всегда была добра к ней, поддерживала и утешала, заменила родителей.

– Ох, сколько чувств, – послышался насмешливый голос за спиной, и Вела, коротко взвизгнув, подпрыгнула. – Да чего орешь-то, бешеная?

Вела медленно повернулась на голос, смахнула с глаз мешающие смотреть слезы. Перед ней, освещенное лунным светом, стояло существо с козьими ногами и маленькими рожками. Оно скривило почти человеческое лицо, окидывая девушку взглядом.

– Надеюсь, с тобой повеселее…

Не успело существо закончить фразу, Вела закричала и бросилась прочь из дома, путаясь ногами в подоле платья. По щекам все еще текли слезы, теперь еще и сердце бешено колотилось от страха. «Что ж такое творится-то, за что мне это», – думала Вела, несясь по улице, утирая мокрые щеки рукавом платья.

Устав от бега, она обернулась, чтобы убедиться, что существо не последовало за ней. Облегченно выдохнула, чуть сбавив шаг, когда поняла, что погони нет. «Наверняка мерещиться всякое начало от горя», – думала Вела, продолжая идти в сторону дома, понурив голову.

– Ох и проблем с тобой будет, – существо возникло прямо перед Велой, скрестив на груди руки, и девушка резко затормозила, едва не потеряв равновесие. – Придется привыкнуть к моему обществу, юная ведьма.

Вела зажала рот рукой, чтобы подавить крик: заорет – вся деревня сбежится. Перед ней во всей своей красе стоял черт. Сомнений не было, – именно так этих проказливых злых существ описывала ей Лада. Вела медленно попятилась, не сводя с него взгляда, и судорожно перебирала в голове идеи, куда бежать. Черт ухмылялся – его определенно забавляла такая реакция. Вела резко развернулась, чтобы броситься к лесу.

– Проклятье! – выругалась Вела, вздрогнув при виде черта, который снова возник перед ней.

– Рано еще для проклятий, – усмехнулся он, – пойдем-ка в дом, чую я, что идет кто-то.

Он обратился в большого черного кота и направился к дому Велы. «И дорогу откуда-то знает, – думала Вела, следуя за новым знакомцем. Все тело било мелкой дрожью от страха. – Кажется, и не сбежать от него. Еще и ведьмой назвал», – мысли возникали в голове круговоротом, – одна другой хуже.

Черт-кот остановился у входа и потянулся, ожидая, когда девушка откроет дверь. Сердце колотилось, отдаваясь где-то в горле. «Впущу в дом, а там неизвестно, что со мной будет, – думала она, – может и мне навредить, и так сделать, чтобы я зло другим чинила», – тревога и отчаянье сковали тело, не давая приблизиться к дому. Кот требовательно мяукнул, вырвав ее из оцепенения. Вела заметила, как в их сторону направлялась шумная компания, видимо, из таверны – не обмануло черта чутье его.

«Выбора нет, – решила Вела, – в любой момент черт обратиться может, и тогда, коль заметят, бояться нужно будет уже не его», – она открыла дверь, пропуская кота вперед.

Черт принял свой облик, сбросив личину кота, обошел комнату, цокая копытцами по полу, принюхался, ведя широким носом.

– Неплохо тут у тебя, – заключил он кивнув.

– Э… – замялась Вела, – спасибо. Наверное.

– Вероятно, тебе интересно, что происходит, – черт по-хозяйски забрался на стул, указал Веле на соседний.

Вела неуверенно кивнула, но садиться не стала. Один вид черта сковывал страхом грудь, а от голоса по телу ползли мурашки. Она направилась к очагу, – хоть на что-то отвлечься. И, в случае чего, огреть черта кочергой и сбежать. Руки дрожали, пока она складывала в очаг поленья.