Трусишка: я поела. Спокойной ночи, Егор Александрович.

Уже лучше.

Усмехаюсь и удовлетворенно откидываюсь на спинку дивана.

Она меня помнит. Не может не помнить. Я оставил ей свою визитку, а там и имя, и фамилия, и всё прочее. Но что важнее ― в ту ночь я отбил её от отморозков. Не неделя прошла, знаю, но девчонки в пятнадцать не забывают своих спасителей, это ясно как день и к бабке не ходи. А посему, учитывая все вышеперечисленное, напрашивается вывод ― играет со мной малышка Поля. Это и слепому будет видно.

Как итог ― всю ночь воображаемой мухобойкой убиваю снующих в голове крылатых, которые пиздец как мешают спать. Продолжаю уже утром в душе, когда включаю только единственный краник с ледяной, чтобы хоть немного остудить свой пыл. Потому что, если не буду сдерживаться, Архипова точно заявит на меня ментам. А я не репутацию измазать в дерьме боюсь, нет, я боюсь, что время упущу и ещё больше её от себя оттолкну.

Утренняя летучка, как ни пытаюсь её сократить, продолжается намного дольше обычного. Мне сейчас вообще по барабану, какой слоган будет красоваться на стенде на главной улице, но моим рекламщикам это, один хрен, не интересно. Я от бешенства карандашом начинаю по столу стучать, молясь, чтобы кончилась эта адская презентация. И знаю, что это вообще не красит меня, как руководителя, потому что должен холодной головой решения принимать, но не могу. НЕ МОГУ. В итоге тыкаю на первую попавшуюся под руку картинку и разгоняю балаган, который сам же и собрал.

Когда, наконец, возвращаюсь в номер, пол оказывается так тщательно отполирован, что я даже ступать начинаю осторожно, опасаясь, что где-нибудь ненароком шмякнусь. Я уже молчу о том, как от чистоты поверхностей и стекол слепит мои уставшие глаза. Охренеть. Так скрупулёзно даже Красильникова никогда не убиралась. А убирается она хорошо, иначе бы я давно её кем-нибудь заменил.

Полины, естественно, в моих королевских покоях уже и след простыл.

Усмехаюсь и вновь, как ненормальный, хватаюсь за телефон.

Я: решила бегать от меня, Трусишка? ― и отправляю, надеясь, что Архипова не настолько меня (а точнее ― себя) боится, чтобы не отвечать.

Трусишка: я ни в коем случае не бегаю от вас, Егор Александрович. У меня просто много работы. Если вы не в курсе, почти весь ваш персонал свалила эпидемия гриппа.

Я:конечно, я в курсе, Полина. По этой самой причине ты и убирала мой номер утром. Кстати, не вижу свежих цветов в вазе. Ты забыла? Зайди.

Трусишка: этого пункта не было в списке, но я обязательно внесу его туда, если захотите. Зайти не могу, у меня правда полно дел. Но если у вас есть замечания, вы можете изложить их Марине Николаевне. Она обязательно всё мне передаст.

Усмехаюсь и засовываю мобильный в карман джинсов. Даже, если бы я сильно захотел, придраться было просто не к чему. Всё идеально. Конечно, я с ходу выдумал про цветы, но говорить о них Марине Николаевне? Я хочу заполучить женщину, а не отпугнуть.

А ещё ― я не такое эгоистичное дерьмо.

Не знаю, чем на этот раз является настойчивый стук в мою дверь, но, по-моему, определенно ответом. И, конечно, всем монашкам назло хочу, чтобы за дверью была Полина, но понимаю, что девчонка хоть и мученица, но не дура. Поэтому открываю без какого-либо энтузиазма. И, собственно, угадываю.

― Чего тебе, Лик?

― Соскучилась, ― чмокает в щеку и бесцеремонно вваливается в мой номер.

Как блин к себе домой.

― Сто раз говорил тебе не приходить без предупреждения. Я не в настроении.

Но Кирсанову это, по всей видимости, вообще не колышет.

― Я по делу.

― Ты только что вешала мне лапшу про вселенскую тоску.