Нельзя в тебя влюбляться Ксана М

1. Пролог

Полина

Четыре года назад

― Отпусти меня, червяк вонючий! ― кричу, сопротивляюсь, но тщетно. Ублюдок держит слишком крепко.

― А кошечка-то у нас с коготками, ― ухмыляется, и я ловлю похабный блеск его практически чёрных глаз, который врезается в кожу колючими шипами.

― Дан, слыш, попугал и хватит. Пойдём уже.

― Ну нет, ― скрипит от удовольствия мерзавец, ― я уже завёлся. Как же теперь уйти? Правда, малышка? Хочешь я подарю тебе твой первый секс?

― Пошёл к черту! ― шиплю, но не особо помогает.

Наоборот ― распаляет извращенца сильнее.

Его пьяное дыхание вызывает приступ почти неконтролируемой тошноты. Руки ― ледяную сыпь по телу. А угрозы ― ужас от того, что я не смогу этому противостоять. Что слишком слабая. Слишком глупая. И…

― Не брыкайся, сладкая, иди к папочке, ― хищнически лыбится, и не успеваю даже пискнуть, зажимает мне ладонью рот.

Резко разворачивает, впечатывая в бетон, царапая лицо и нетерпеливо вжимаясь выпирающей частью в бедро. Стону в мозолистую руку. Пытаюсь прикусить гаду пальцы. Но не выходит.

Лязгание бляшки вдребезги разбивает последние капли надежды. Уши закладывает от немого воя. Коленки подгибаются. Всхлипываю и почти перестаю бороться. Почти сдаюсь, приготовившись испытать сильнейшее унижение в своей жизни.

Каких-то несколько секунд и…

…ничего.

Ни боли, ни касаний, ни вдохов.

Лишь крики, доносящиеся сквозь пелену липкого страха, сковавшего и сознание, и тело. Крики и удары. Мощные, частые, глухие. От которых кровь стыла в жилах и душа стремглав бросалась в пятки. Пряталась там, потому что ей было страшно не меньше моего.

Делаю вдох и резко оборачиваюсь, убеждая себя, что рубить нужно сразу. Что всё равно не отсрочить неизбежного, не провалиться сквозь землю и не отмотать назад. Но оказываюсь совершенно не готова к тому, что вижу. Потому что передо мной предстает совсем не человек. Зверь ― не меньше. И Он без усилий раскидывает моих обидчиков, словно тряпичных кукол. Бьет ― нет, избивает ублюдков, потому что кровь хлещет в стороны, брызгая на одежду, асфальт и стены, а я стою, прижавшись к последней, и стараюсь просто дышать. Вдох-выдох. Вдох…

Расправа длится не больше десяти секунд. Я не считаю, но кажется, что стрелка часов всё это время долбит по отяжелевшим вискам. Дан и тот второй, имени которого я не знала, оказались слабыми, трусливыми до чертиков мерзавцами, которые всего после пары ударов повержено валялись в переулке, хныкая от боли, как маленькие. А мой спаситель ― кем бы он ни был ― возвышался над ними, как аспид над парализованной добычей.

― Ты как? В норме? ― интересуется хриплым голосом, который, не спрашивая, мурашками пробирается под кожу.

Неуверенно киваю одновременно с раздавшимся совсем близко гортанным стоном. Меня буквально отбрасывает назад к стенке и, видя это, мой защитник сгребает разговорчивых негодяев друг к другу и, позаимствовав у них ремни, привязывает ими к трубе. И так крепко, что даже слышу, как натужно скрипит дурацкая кожа.

Вдох. Другой.

Прикрываю глаза и сильнее вцепляюсь пальцами в камень, пытаясь выбросить из головы чудом не случившийся кошмар. Тело внезапно накрывает паника. Запоздалая и сильная. И я пытаюсь бороться с ней, но это оказывается слишком трудно.

― Эй, всё хорошо, ― слышу успокаивающее, а затем чувствую греющее изнутри тепло, ― дыши, договорились? На счет три. Раз, два…

На три делаю глубокий вдох и распахиваю заплаканные глаза, встречаясь с Его стальными. Бездонными и буйными, будто штормовое море. Удивительно чистого оттенка, которого прежде я никогда не встречала в природе.

Высокий, широкоплечий, крепкий, с видимо очерченными скулами, обрамленными двухдневной щетиной он мгновенно притягивает взгляд. И нельзя, но засматриваюсь. На его красивые полные губы и на видимую впадинку на шее. И это дико неприлично, но…

― Где ты живешь?

Моргаю. Сглатываю. Открываю рот, но почти тут же снова закрываю.

― Погоди минутку, ― мягко просит, а после достает из заднего кармана телефон, ― да. ― отвечает, и между ним и абонентом на том конце трубки возникает секундное молчание. ― Я скинул тебе адрес, приезжай, здесь нужно убрать.

Уб-рать?

Что это значит?

― Ты ведь знаешь, моя воля, я бы таких отморозков канцелярским ножом выхолащивал, ― желваки на скулах моего спасителя приходят в движение, а взгляд становится почти остервенелым.

И, наверное, Он замечает в моих глазах испуг, потому что смягчается и быстро сворачивает разговор. Очень быстро. Только вот я уже не могу отделаться от мыслей, что безостановочно роятся в голове, словно ядовитые осы.

А может, не такой уж этот парень и рыцарь?

Вдруг он и сам маньяк?

― Я не причиню тебе вреда, поняла? Идти можешь?

И, может, и дура, причем клиническая, но взгляд дымчатых глаз становится мягче, и этому взгляду до выбивающегося из сил пульса хочется верить. Верчу головой, а после чувствую, как сильные руки подхватывают, отрывая от шаткой земли.

Простреливает, будто я за раз принимаю на себя удар в тысячу миллиардов вольт. Но эти удары мягкие, успокаивающие и до мурашек по коже приятные. Невероятно, странно и, возможно, немного по-детски, но в его объятиях забывается практически всё. И понятия не имею, что это ― синдром благодарной жертвы, природный инстинкт или нечто большее, но сердце стучит, почти насквозь пробивая грудную клетку, и это невозможно подделать или списать на пережитый стресс.

Или…

Думаю об этом всю дорогу в машине. Молчу, не решаясь нарушить повисшее в салоне молчание и нерешительно, но глубоко вдыхаю запах, бьющий в ноздри цитрусом, смешанным с нотками пряностей и древесных переливов.

Интересно, сколько ему лет?

Двадцать четыре? Двадцать шесть?

Намного старше меня ― лет на десять, плюс минус…

― Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, просто набери мой номер, ладно? ― последнее, что слышу прежде, чем останавливаемся у дома.

Егор Огнев.

Читаю на визитке, а после бережно сжимаю её в руках.

***

Вот так незапланированно я решила начать выкладывать новую историю )) написано совсем чуть-чуть, но надеюсь, вместе мы с вами сотворим что-то невероятное! Всех крепко обнимаю и приятного всем путешествия! ))

2. Глава 1

Полина

Наши дни

― Я не могу позволить тебе так надрываться, Поля. Сентябрь на носу. Тебе нужно об образовании думать. Ты ведь так радовалась, когда поступила на бюджет…

― Я и не собираюсь бросать учебу. Переведусь на заочный. Буду брать отпуск на время сессии или отпрашиваться с отработкой.

― Тебе гулять нужно. Развлекаться. А не засорять голову моими проблемы…

― Нашими, ― беру отцовские руки в свои, ― я хочу помочь, пап. Нам ведь нужны деньги, помнишь? И не маленькие. А у меня есть силы и есть возможность. К тому же, я трудолюбивая и мало прошу. Таких сейчас на любой работе ценят.

― Полина, дочка…

― Пап, уже поздно отступать, ― обрываю его, чтобы не дай Бог не нашел причины запретить мне взять, наконец, за нашу семью ответственность, ― у меня сегодня собеседование. Я уже договорилась. Ну что люди скажут, если я не приду?

― Тут ты права, ― выдыхает устало, и я помогаю ему сесть в кресло.

― Вот увидишь, у нас обязательно всё наладится. Мы выплатим все долги, оплатим счета и заживем так же счастливо, как раньше.

― И в кого ты у меня такая?

― Ты говорил, что в маму, ― улыбаюсь, и отец улыбается в ответ.

― Она была такой же. Всегда готовой помочь любому, кто этой помощи просит. Да что там, даже тому, кто не просит. Она если видела, что кто-то нуждается, никогда не проходила мимо. Добросердечная была.

― Тогда чему ты удивляешься? Мне есть в кого чудить!

И по комнате прокатывается искренний папин смех, а я заслушиваюсь, потому что теперь всё реже его слышу.

Он волнуется за меня. Я волнуюсь за него. Мы привыкли заботиться друг о друге, потому что больше у нас никого. Мы вдвоем. Одни против целого мира. И я готова перевернуть его весь, лишь бы вернуть папе всё, что он давал мне эти годы. Он заслужил.

Поэтому уже через час стою в фойе Ривьеры и не без восхищения разглядываю интерьер. ОШЕЛОМИТЕЛЬНЫЙ интерьер, от которого голова несется в припрыжку и кругом. Весь этот лоск был так непривычен для моих глаз, что не сразу свыкаюсь с мыслью, что болтливый таксист не напутывает адрес. Что привозит по нужному и что, если всё пройдет хорошо, я буду работать в настоящем раю. Потому что только в настоящем раю в середине августа может пахнуть имбирным печеньем и приближающимся рождеством.

― Ты пришла! ― подруга налетает на меня, едва не сбивая с ног.

Мы познакомились несколько месяцев назад, когда семья Долговых переехала в квартиру по соседству с нашей и почти сразу подружились. А позже ещё и выяснили, что поступили в один университет. Только Наташка собиралась изучать менеджмент, а я нашла своё призвание в языках. И, кстати, именно благодаря ей я была здесь. Именно она дала мне хоть и наивную, но искреннюю веру в то, что я смогу помочь отцу встать на ноги.

― Я обо всем договорилась. ― щебечет, пока с её хорошенького лица не сходит счастливая улыбка. ― Скворцов освободятся через десять минут и сразу же тебя примет.

― Я боюсь, Наташ. А что, если я им не подойду?

― Зуб даю, они ещё драться будут за такую, как ты. Девочек с твоим рвением к работе здесь по пальцам пересчитать.

И это, конечно, дает надежду, но мандраж всё равно стучит по нервам молотком. Я ещё никогда в своей жизни не работала. Во-первых, я не знала, получится ли у меня. Во-вторых, до трясучки не хотелось подводить Наташку. Она ведь тоже рисковала. И не меньше моего. Валентина Алексеевна сидела в декрете с младшей дочкой, а Георгий Денисович пытался содержать семью, как мог. Но зарплаты учителей были небольшими, так что…