– Вот красота, вот славно! – вырвалось будто из самого его сердца, и никакая внутренняя преграда не смогла подавить этот восторг.

И неземное будто стало вливаться в земное, вечное – в сиюминутное. Окружающая природа в это мгновение приоткрыла свой вечный лик, и животные предстали друзьями, которых нельзя убивать, ибо убийство ожесточает, а потом и убивает душу убийцы. Это осознанием вспыхнуло в самой глубине всего существа Александра на уровне между глазами и сердцем и озарилось ярким светом. Был миг озарения свыше! Будто сама сияющая мудрость влилась в него извне, пройдя сквозь телесное обрамление, и освятила всю внутренность и всю крепость его. Потом Александру стало несказанно хорошо и хорошо по-новому. Так хорошо ему ещё никогда не бывало! Он даже не смог бы найти подходящего определения этому состоянию, потому что оно тоже представилось ему неземным. Но всё-таки, если бы его очень-очень кто-нибудь попросил назвать это состояние словом, ближе и точнее всего подошло бы слово «мир»: «абсолютный мир… мир бесконечный и твёрдый».

А дядюшка Володя шёл рядом и рассказывал, рассказывал своему «дорогому мальчику», как он привык считать и называть Александра, о Евангельских событиях, о проповедях Иисуса Христа. И вот в то самое время, когда он рассказывал о дивном даре, который обещал Иисус Христос любящим его ученикам, говоря: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не так, как мир дает, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается», – в Александре и произошло это чудесное внутреннее озарение, а потом в душе наступил благодатный мир.

Дядюшкин голос звучал тихо и ласково, он будто сказку рассказывал, стараясь бережно подвести любимого ученика к вечному знанию, и хотя Александр не слышал слов, знание, будто само собою лилось в его душу, движимое дядюшкиной любовью и желанием пробуждения молодой его души. Так совершилось чудо!

А потом… потом… как всегда и бывает наступило пробуждение – пробуждение в новом состоянии души! О, как это было невероятно, до неузнаваемости себя невероятно! После небесного озарения что-то произошло с его сердцем. Захотелось всё и всех обнять и …  поцеловать. Он так и сделал.

– Дядюшка, дорогой, как же мне хорошо! – сказал он и обнял соседа как самого родного человека.

А дядюшка Володя, который будто не шёл по земле, а, рассказывая о Христе и Его учении Александру, плыл по облакам, ничуть не удивился, а, обнимая пробуждающегося ученика, сказал:

– Ну, вот и слава Богу, вот и славненько. Смотри, какая благодать кругом! Солнышко-то, солнышко-то как ласкает каждую травинку, всякий листочек и нас с тобой грешных. Сколько у Бога любви. А ты попроси, попроси хоть капельку её влить в твою душечку – истинной, Божьей любви-то!

Александру захотелось остановиться, скрестить ладони рук, как перед священником для благословения и так застыть перед Отцом Небесным, присутствие Которого он вдруг почувствовал.

– Он там, на небе! Оно не пустое, Он – там. – В голове неслись слова и повторялись… повторялись… повторялись: – Благослови, Владыко! Благослови, благослови, благослови!

Ему стало тепло-тепло, и он почувствовал, как в неподвижном воздухе поднялось лёгкое ласковое дуновение, будто поднялась и прикоснулась к нему грешному ласковая любящая рука. Он затаил дыхание. Сбоку к нему донеслось почти волшебное шептание молитв дядюшки:

– По милости Твоей, по милости, по милости и любви неизреченной не оставь сиротиночку.

Голос опять уплыл в сторону, будто в другой мир, а тепло и забота Неба снова окутали Александра. Ветерок ласкал и ласкал его молодое лицо и вдруг не капельки дождя, а какое-то лёгкое, едва прикасаемое к лицу морошение явилось … оттуда! Он подставил этому любящему невидимке глаза, губы, щёки и начал улыбаться, так ему стало радостно и благодатно. Впервые в жизни с ним произошло такое.