– Почти. Конан как-то рассказывал про наёмников, а я вспомнил. Так что, батя, если уговоришь кентавров – про кочевников можно надолго забыть.

– А говорили "дурак, дурак", – пробормотал варвар.

Тролль и рыцарь ошарашенно переглядывались друг с другом. Наконец Грыст нашёл в себе силы пробормотать "Левел ап, однако". Ваня, гордый произведённым эффектом, закончил мысль:

– В общем, батя, теперь ты едешь с нами.

– Во-первых, остаются ещё орки-революционеры. А во-вторых, вопрос с кентаврами пока не решён. Надо послать кого-то, чтобы они узнали о свалившемся на них счастье. Вот только кого?

Задав последний вопрос, царь задумчиво уставился на сына. Ваня поёрзал и отрицательно покачал головой.

– Нельзя мне. Вий приказал Ваську искать. А ему космическая сила приказала.

– Тогда, может, Людвиг? Ты ж прирождённый дипломат.

– Нельзя мне. Они коня моего сожрали. Боюсь…

– Поубивать их?

– Нет, спиться на тризне.

Причина была более чем уважительная, и Горох перевёл взгляд на киммерийца. Тот только рукой махнул.

– И мне нельзя. Ежели не я, то кто за Ваней на том свете присмотрит?

В этот момент со двора раздался дикий вопль. Потом послышался дробный топот копыт по дощатым полам, и в думную палату, где заседали царь с богатырями, ввалился Мидий.

– Владыко, атас! Драконы атакуэ! – прижимаясь к Конану, орал он. – Куча везде прут, глаза огонь таращ, пуф-пуф дрыщ напал!

– Да, отцепись ты от меня, – сказал Конан, пытаясь отодвинуться от перепуганного кентавра. – Тьфу! Мидий!

– Пуф-пуф слегка, – смущённо пробормотал кентавр, пытаясь задней ногой задвинуть под скамью горку свежесделанных "конских яблок".

– А что было бы "не слегка" – представить страшно, – хмыкнул Грыст. – Ну, Мидий, и где твои орды драконов с горящими глазами?

– Тама… а-а, вот и первый! – заорал кентавр и огромным прыжком оказался за спиной царя, отметив свой путь ещё тройкой кучек.

Будь здесь главный царский имиджмейстер, его бы удар хватил от столь вопиющего нарушения этикета, но Горох сохранил непроницаемое выражение лица. Тем более, что ему за время правления не раз приходилось иметь дело с различными видами "пуф-пуф", правда, не в натуре, а в виде мошенников и казнокрадов всех мастей.

– Папаня! – раздалось многоголосое рычание, и в царскую думную палату ввалилась трёхголовая тушка буро-зелёного цвета. – И побратимы здесь? Ура-а!!! Наконец-то нам будет с кем выпить, а то надоело соображать на троих.

– Горыня!!! – Иван-дурак кинулся обнимать крылатую ящерицу-переростка.

Варвар, тролль и рыцарь тоже приобщились к процессу, отчего посреди царских хором образовалась настоящая куча-мала. Горыня на радостях дыхнула всеми тремя головами, и всё вокруг затянуло облаком винных паров.

– Я тебе сколько раз говорил – держись подальше от винных подвалов, – царь грозно нахмурился, когда алкогольный туман рассеялся.

– И я говорила, да разве её удержишь, – в дверном проёме показалась Варя.

– Мамочка всё время на нас дедуле ябедничает, – громогласным шёпотом сказала левая голова Ивану. – Папаня, ну скажи ей, что воду мне нельзя.

– И мне. И мне, – забормотали центральная и правая.

– Я тебе покажу "ябедничает"! – Варя погрозила Горыне тонким прутиком – та немедленно спряталась за широкую спину "папани".

– Что ж вы животину мучаете? – покачал головой Иван-дурак. – Она же всё время в похмелье, а вы ей воду.

– Подожди, жалохвостая, – Конан похлопал зелёную тушку по спине, – скоро мы тебе раздобудем нектара.

Сердобольный Людвиг подсунул Горыне кувшин, и ящерица немедленно устроила драку между головами за право первой залезть в кувшин. Терпение царя лопнуло.