(Не) Морозко Мора Крайт

«Не все золото, что блестит, но только не в Вийморе»

– В соседнем царстве, в болотном государстве жила-была девица, страшная, как лягушка, и злая, как змея, прямо как ты, Айка, которая удачно вышла замуж за царя Хотена Мертвеборца, и стала богатой царевной-лягушкой, а все потому, что умела вкусно готовить, искусно ткать и делать кое-что приятное мужчине, поэтому ты, Павуша, тоже должна этому научиться…

– Побойся Белбога, мать! – воскликнул седовласый худой мужчина, мой отец, и топнул ногой. – Учишь их чему? Хочешь, чтоб по деревне их ославили?

– Вот же разгавкался, пес, – проворчала в ответ тучная чернобровая женщина в красном платке, моя мачеха, и продолжила свой рассказ при свете лучины. – Запомните, девочки, царевичи по деревенским избам не ходят. Они все по болотам да лесам рыщут, охотятся то на зверей, то на нежить, поэтому чаще в безлюдных местах бывайте, да понарядней одевайтесь, когда в Синий лес пойдете…

– Вот же дурная баба! Совсем из ума выжила? – опять перебил мачеху отец и яростно плюнул на пол. – В том лесу зимняя нечисть разорвет их на куски. Нет уж! Пусть лучше дома сидят, чем подо льдом стынут!

– Не слушайте отца, доченьки. Лучше смерть в девичестве, чем жизнь в старых девах, – прошептала мачеха и лукаво подмигнула. – Не так страшен Чернобог, как голод и нищета, поэтому вы в сарафаны побольше соломы напихайте, чтоб пухлее казаться, да щеки усердно надувайте, тогда лица у вас будут прекруглые…

– И преглупые! Стыд, да и только! – снова воскликнул отец и только поднял ногу, чтобы залезть на облупившуюся печь, как дородная мачеха ловко схватила его за лапоть.

– Ишь, куда собрался! А за дровами кто пойдет? – сердитым тоном спросила она.

– На что они нам? Печь затоплена, дышать нечем.

– Ты помнишь, какой сегодня день? – понизив голос, спросила мачеха. – И чья очередь в деревне?

Отец вдруг побледнел, вытер пот со лба и, болезненно кряхтя, надел тулуп и виновато глянул на меня, Нарью, свою дочь от другой жены.

– Пособи старику, дочурка, – пробормотал он и протянул мне линялую овечью шубу, которую я донашивала за сводными сестрами. – Страшно одному идти, да еще на ночь глядя. Да и стар я. Один дрова не дотащу…

– Бать, да ты ж только вчера бегал по огороду, словно не брагу пил, а воду живую, – вдруг выпалила русоволосая Айка, устав играть с тряпичной куклой. – Мне замуж пора, и Нарья приданое шьет. Нечего ее морозить, а то криво сделает.

– А тесто кто замесит? – требовательно спросила Пава и на миг отвлеклась от ручного зеркальца. – Я утром калачей хочу!

– Да ты скоро шире матери станешь, зараза! – притворно поругал ее отец и с трудом открыл заиндевевшую дверь.

Я быстро отложила пяльцы, накинула на голову шерстяной платок, замоталась в прохудившуюся шубу и послушно выскочила следом за ним на улицу.

Повеяло холодом и морозом.

За вечер снега намело так, что пришлось брести по сугробам.

– Идем, дочка, не отставай, – поторапливал меня отец. – Совсем недалече идти – вон до той высокой ели. Видишь? Там много хороших дров, вдвоем унесем.

Я обернулась и задумчиво посмотрела на покосившуюся старую избу.

Вдруг из трубы повалил черный дым.

Дурой знак.

***

Я шла по следам отца, который с трудом прокладывал дорогу к одинокой ели, за которой высился мрачный Синий лес.

Ох, и нехорошее же это место, гиблое для людей: то замерзнут насмерть, то звери разорвут, то заплутают до изнеможения, то пропадут бесследно.

Зачем мы туда идем?

– Нарья! Что-то устал я сильно. Давай отдохнем, – вдруг сказал отец и с трудом перевел дух. – Садись-ка здесь на пенек, отдохни маленько, а потом… дальше пойдем.

Отец сбил шапку на бок и испуганно оглянулся, настороженно вслушиваясь в стылую морозную тишину ельника.

– Страсть, как холодно! Давай костерок разожжем, погреемся. Я за ветками схожу, а ты лунку вырой. Здесь, дочка, – сказал отец и ткнул ногой близ пня, а затем быстро отвернулся, украдкой смахнув слезу. – Сейчас. Мигом вернусь!

Я покорно разгребла снег и откопала старое кострище с заледеневшими черными углями.

Странно.

Вдруг хруст шагов отца резко оборвался.

Я обернулась и посмотрела на заснеженную поляну, которую мы только что пересекли.

Она была пуста.

Я хотела позвать отца, но горло свела судорога, на глаза навернулись слезы, ведь мне стало очень страшно и одиноко, как в день смерти матери.

– Не придумывай, Нарья. Отец не бросил тебя. Если пойдешь по следам, выйдешь к дому, – успокаивающе пробормотала я заиндевевшими губами и дыхнула на застывшие руки.

Вдруг мне почудилось, что из леса кто-то смотрит на меня, дырявя спину неприятным колючим взглядом.

– Нарья!

Я испуганно оглянулась, но никого не было, и вдруг крик повторился:

– Нарья! Беги!

Среди зимней стужи меня бросило в жар. Голова закружилась, будто меня завертело в ледяном круговороте.

– Дочка! – вдруг сдавленным голосом крикнул отец, и я резко вздрогнула.

Он стоял на поляне и махал рукой.

Леденящий душу страх отступил, сменившись радостью.

Как я могла подумать, что он бросит меня? Это невозможно, ведь он меня…

Из-за туч выглянула луна, и я увидела, что он стоит на снегу, как на облаке, и одежда его покрыта кровью.

– Беги, дочка! Они близко! – хрипло крикнул отец и вдруг обмяк, превратившись в кровавый сугроб.

От ужаса мои ноги примерзли к земле, а тело сковал мороз.

Спину обжег нестерпимый хлад, и кто-то дыхнул на меня иссушающим кости воздухом.

– Холодно ли тебе, девица? – тихо спросил жуткий голос.

– Страшно ли тебе, красавица? – вторил ему другой и до боли стиснул мое плечо железной рукой.

От ствола темной ели отделилась плотная тень и приняла образ высокого беловолосого мужчины в черном кафтане.

– Грешно играть с едой, – сказал он с ухмылкой и скрестил на груди руки, пронзив меня немигающим взглядом, который вдруг вспыхнул, как синий уголек.

– Но так ведь интересней, Мрай, – отозвался холодный невидимка.

Меня внезапно окружили бесформенные черные тени, которые медленно приняли образ ухмыляющихся бледных мужчин.

– Почему она не бежит? – вдруг произнес один из них.

– А если так, – с жуткой улыбкой сказал их главарь и ткнул мне в лицо отрубленной головой отца.

И вдруг меня охватил дикий страх, и я, забыв обо всем на свете, помчалась куда-то вперед.

Я бежала так, словно за мной гналась стая волков.

Проваливалась в снег, вставала, падала и снова бежала, цепляясь руками за еловые ветки.

Страх гнал меня вперед, как дикого зверя.

Ветки исхлестали лицо, поэтому я мчалась, не разбирая дороги.

Черные тени с жутким хохотом неслись следом, пока я не скатилась по ледяному косогору в овраг, сбросив ошметки шубы, и в ужасе понеслась дальше по голубому насту.

– Хватайте, а то уйдет! – крикнул черной своре главарь, и вдруг рядом со мной в снег вонзилось ледяное копье, которое пробило корку и погрузилось в синюю воду.

Река! Белоконка омывает деревню с севера!

Я, поскальзываясь, теперь бежала по льду, пока меня сбоку не полоснуло копье, оцарапав до крови.

На миг я обернулась.

Лучше бы я этого не делала!

На берег выполз белый туман и растекся вдоль русла, как молоко, из которого вышла дюжина черных теней, держащих наперевес копья.

– Убейте, – приказал их главарь.

«Мама! Мамочка!» – испуганно взмолилась я, продолжив бежать вдоль берега, и вдруг споткнулась о торчащую во льду корягу и растянулась на животе.

В снег впереди вонзилось с десяток копий.

Я вскочила на ноги и стремглав помчалась по синему льду к белеющему на фоне черного неба противоположному берегу.

Нечисть яростно бросилась вдогонку, но вдруг на середине реки резко застыла, огласив воздух злобными криками.

Я в ужасе оглянулась.

Черные воины выстроились в линию, сжимая в руках ледяные копья. Их было около дюжины.

– Бестолочи! – злобно крикнул главарь. – Не смогли поймать девчонку!

Вдруг туман за их спинами принял образ беловолосого мужчины. Нечисть расступилась, пропуская его к невидимой границе, которую они, видимо, не могли пересечь.

Главарь в бешенстве ударил рукой по воздуху, и она отскочила обратно.

Зверски ухмыльнувшись, он оперся руками о воздух, как о стекло, и пронзил меня злобным взглядом, словно хотел прожечь во мне дыру.

Но я ошиблась.

Дыру он прожег не во мне, а во льду.

Из черной лунки вдруг появилась синяя когтистая рука, которая намертво вцепилась в мою лодыжку.

Следом за ней лед пробил с десяток мертвенных рук.

Я хотела крикнуть, позвать на помощь, но только беспомощно открывала рот, как рыба, выброшенная на берег.

– Поиграем теперь в прятки, девочка? – спросила зимняя нечисть. – Я тебя не поймал, но зато – поймают они, – добавил он и указал пальцем вниз.

***

И вдруг лед треснул.

Я застыла от ужаса.

Плита, на которой я стояла, покачнулась и с грохотом столкнулась с соседней льдиной.

Синие руки настороженно замерли и повернули ладони в сторону трещины, став похожими на глаза на ножках в окружении пальцев-ресниц.

И тут я поняла, что это женские руки, на среднем пальце которых одето почерневшее кольцо с голубым камнем.

– Мама! – крикнула я, и они все разом повернули ладони ко мне.

Вдруг их пальцы начали дико изгибаться, складываться в непонятные знаки, которые я не могла, да и не хотела понять, ведь мне было жутко страшно.

– Мамочка! – со слезами в голосе воскликнула я, и мертвые женские руки застыли в одинаковом жесте – они указывали в сторону черных теней. – Я не понимаю! – в отчаянии крикнула я и схватилась за голову.