Лея подняла глаза, посмотрела на Лику спокойно, без удивления, но и без благодарности. Без ожиданий и надежды, что наконец её заметили и предлагают дружбу. Я усмехнулся про себя.

– Нет, – просто ответила она. Ровно, без оправданий.

Лика улыбнулась, приняв отказ за скромность и собиралась начать уговаривать, но Лея уже отвернулась к окну.

– Ну… как хочешь, – замялась Лика и, немного сконфуженно, отступила.

Для Леи этот разговор был не более чем ветер, шевельнувший занавеску. И в этот момент я снова поймал себя на том, что наблюдаю за ней. И теперь не просто из интереса или из любопытства, а из-за того, что её молчание кажется мне чертовски знакомым.

И это снова злит меня. Я злюсь на неё, на себя, на это дурацкое ощущение, будто я хочу что-то понять в человеке, который даже не пытается понять никого вокруг.

После уроков я снова стоял у ворот, лениво перебирая сообщение от Наны и её список покупок – где я найду ей клубнику в конце октября, – когда увидел её. Лея шла быстро, как будто боялась, что кто-то её остановит. Плечи сжаты, руки спрятаны в карманы куртки. Прошла мимо меня, не обратив ни малейшего внимания. Я ждал, что она и сегодня обернётся, но в этот раз не было даже мимолетного взгляда через плечо. Я сделал вид, что мне всё равно, но себя переубедить не удалось – внутри будто что-то перекосило.

Мне нужно выкинуть её из мыслей, снова сосредоточиться на тренировках, на учёбе и подготовке к выпускным экзаменам, на безразличии, которое годами выстраивал как броню. Мне абсолютно ни к чему заполнять кем-то пустоту в душе, чтобы потом снова место освободилось или расширилось. Но чем сильнее старался выбить её из мыслей, тем глубже она врастала, тем сильнее начинала раздражать.

Я выхожу из школы, прячу дрожащие руки в карманы. Воздух пахнет холодом и мокрым асфальтом – октябрь медленно соскальзывает в серый и сырой ноябрь.

На улице, возле ворот, снова стоит он. Микаэл. Прислонился плечом к ограде, будто просто убивает время, но я чувствую – это не просто так. Он не смотрит в мою сторону, и я делаю вид, что тоже не замечаю.

Мимо проходят шумные группы одноклассников. Кто-то толкается, кто-то смеётся. В их мире всё по-прежнему – разговоры о каникулах, кафе, футболках, лайках. А я иду мимо, натягиваю капюшон, закрываюсь, исчезаю для всех.

Шаг. Ещё шаг. Очень хочется обернуться, посмотреть через плечо, поймать его взгляд, убедиться, что он смотрит. Или наоборот – что нет. Но я не позволяю себе ни малейшего движения, ни поворота головы. Лишь туже затягиваю капюшон и сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладонь. Боль отрезвляет, напоминает, что мне не стоит думать о нём и обращать внимания. Один из одноклассников, кого я через полгода забуду и никогда не увижу. Один из многих, проходящих мимо, ничего не значащих в моей жизни. Я всегда одна, и мне не нужно оглядываться. Потому что привязываться – опасно, потому что стоит лишь оглянуться – и снова начнёшь верить, что кто-то может остаться. А потом уход будет ещё больнее.

На обратной дороге под ногами шлёпают лужи, ветром носит обрывки листьев. Машины проносятся мимо, в окнах – чужие лица, чужие жизни. Иногда кажется, что весь мир идёт куда-то вперёд, громко, ярко, с фейерверками. А ты стоишь в стороне и просто смотришь, как они уходят. И всё время борешься: хочется крикнуть – подождите! – и одновременно хочется спрятаться ещё глубже.

Когда я прихожу домой, в квартире пахнет свежей выпечкой и чем-то ещё – уютным, домашним. Слышится негромкий гул голосов. В гостиной сидят бабушка и её подруги: миссис Соколова (меня всегда забавляло то, как она представляется, словно приехала к нам на уик-энд из аристократичного и чопорного Лондона, ведёт себя, кстати, так же), Света, которая отказывается от «тёть» и «бабушек» и Глафира Ратмировна. Перед ними на столике – заварной чайник, тарелки с печеньем и фруктами, стопка новых книг, я не вижу обложек, но судя по яркости – это что-то современное. Хотя может это и классика, которую стало модно переиздавать в «молодежном» оформление.