Меня пробирает дрожь, но не физическая – где-то внутри, почти незаметная, как будто он сказал то, что я сама не смогла бы произнести вслух. Я впервые смотрю на него внимательно. И вдруг чувствую, как взгляд цепляется за глубокую синеву глаз, в которых вижу что-то знакомое, бушующее внутри, но тщательно скрываемое. Словно мы уже когда-то это делили: молчание, боль, страх, уход. Я отворачиваюсь первой, но не потому что боюсь, просто мне невыносимо думать, что кто-то может увидеть то, что я сама стараюсь забыть.

Дальше химия, история, английский – всё сливается в шум и мелькание лиц. Я не запоминаю имён, но замечаю ритмы: кто с кем, кто громкий, кто сдержанный, кто прячется за шутками, кто – за тишиной. На меня почти не смотрят, и это радует. Без внимания я умею выживать. Только один взгляд я всё же чувствую. Не прямой – косой, резкий, будто случайный. Я не поднимаю глаз. Может, показалось, а может – нет.

На большой перемене я остаюсь в классе. Сижу в углу, ем сэндвич, слушаю, как кто-то болтает в коридоре. На улице – солнце, но какое-то выцветшее. Октябрь только делает вид, что он про тёплую осень. Вот и я – только делаю вид, что ничего не жду. Если не ждать – не будет больно.

Когда выхожу из школы, замечаю у ворот того парня. Микаэл. Необычное имя и, стоит признать, красивое. Он стоит, оперевшись спиной о створку ворот и уставившись под ноги, погружённый в мысли. Я ловлю себя на мысли, что уже пару минут рассматриваю его: высокий и плотный, в нём ощущается что-то слишком уверенное, слишком тяжёлое для случайных взглядов. Широкие плечи, крепкие руки, мощная грудная клетка, как броня, и, я уверена, у него уверенная, спокойная походка человека, словно привыкшего к ударам и не боящегося их. Тёмные волосы чуть растерпаны и падают на лоб, а глаза – странные, ярко-синие – выбиваются из общего впечатления. В классе за ту секунду, когда наши взгляды встретились, они показались спокойными, почти мальчишескими, и это почему-то сбивало с толку. Казалось, этот человек мог бы сломать всё вокруг одним движением – и в то же время не собирался. Понимаю, что невольно ищу в его лице намёк на улыбку, но не нахожу.

Когда прохожу мимо, ускоряюсь и опускаю глаза. Но он замечает, и я чувствую его взгляд, провожающий меня. Он ничего не говорит, но я ощущаю пристальное внимание. Сдерживаюсь, чтобы не обернуться. Почему он меня напрягает? Я научилась не замечать людей, не реагировать на них, научилась сама быть невидимкой, несмотря на свои яркие волосы, которые бабушка не разрешает красить. Что произошло сейчас? Я всё же слегка оборачиваюсь через плечо. Он смотрит, и я не могу разгадать, что значит его выражение лица.

Иногда легче держаться одному.

Чтобы не терять снова

Не прошло и месяца, но я уже знал: Лея – не просто новенькая. Она – как шёпот в пустом зале. Тихая. Замкнутая. Всегда держащая дистанцию, будто боится, что любое прикосновение обожжет. Или сама боится обжечь. Лея – загадка. Не то чтобы мне хочется её разгадать, но что-то внутри ворочается и не даёт покоя. Может, тот факт, что она напоминает о прошлом, может, то, что она меня не узнала. Возможно, меня злило то, что она так легко забыла, стёрла то время, словно оно ничего не значило. Словно нас не объединяла общая боль, не связывали страхи и нежелание подпускать к себе кого-то ещё – кто не понял бы, что мы чувствуем, что мы прячем за играми и обсуждением вымерших рептилий. Мы были своего рода динозаврами – вымершие для остального мира, но представляющие интерес для любителей покопаться в наших останках и сделать какие-то свои выводы, зачастую не имеющие ничего общего с реальным положением дел. Она забыла, а я не стал напоминать. То ли из обиды, то ли из страха, что мои воспоминания, мои ощущения исказятся, сотрутся или обесценятся.