Иван с восхищением наблюдал, как постепенно проявлялись очертания города под ним: красные стены дворца, словно исполинские ступени, вели к тысячам домам-башням, отсюда казавшимся разноцветной пластилиновой массой, почти касающейся небес. От всех стен, деревьев и даже крошечных силуэтов людей теперь исходило необычайное сияние. В некоторых местах стали заметны кислотно-жёлтые линии, а у краёв – оранжевые или ярко-зелёные. То, что раньше казалось просто серой прямой стеной, приобрело мягкие закруглённые края и окрасилось в тёплые оттенки сепии. За пёстрой грядой зданий, насколько хватало глаз, простирались возделанные поля и сады, накрытые куполами теплиц. Вдали виднелись холмы, пожелтевшие от зноя. У самого горизонта они превращались в рыжие горы.

Поразительно, но даже при столь обширном угле обзора с трудом удавалось различить что-либо у самого носа. Из-за чего приходилось постоянно вертеть головой, чуть теряя высоту. Однако, несмотря на неожиданное изменение перспективы, пространство вокруг не превращалось в размытое пятно, а, наоборот, обретало чёткость и ясность и приближалось до невозможности.

Описав круг над вершиной зала Зенона, крылья понесли дальше, за серо-золотой край неба, с одной стороны почти сливающийся с распластанной полосой Красно-Озера, а с другой – резко врезающийся в несокрушимую твердь Великой Стены – монолитную глыбу базальта, разделяющую весь мир на две части.

Внезапно женский крик принудил опомниться. Воля, преодолев сопротивление инерции, вселила уверенность, и он, в практически вертикальном полёте, опустился к земле, чтобы лучше рассмотреть происходящее у подножия дворца.

И Иван увидел. Время для него остановилось. Солдаты, которых он заприметил ещё из своих покоев, не были отправлены защищать дворцовую стену от внешней угрозы. Они преграждали путь нескольким десяткам людей, стремящихся покинуть двор.

Иван спустился ещё ниже и разглядел сгрудившуюся у ворот толпу. Лишь женщины и дети, совсем маленькие. Младенцы испуганно жались к матерям, громко, но тщетно молящим солдат выпустить их в город.

С противоположной стороны появилась ещё одна группа мужчин в бесшовных доспехах. Они вели себя более агрессивно, чем ордынцы, загораживающие выход. Их сверкающие копья сразу же заставили женщин с детьми отступить к центру надворья. Солдаты впереди также пришли в движение и направили оружие на беззащитных, тем самым сжав их в тиски.

Ивана охватила невыносимая боль, заменившая крылья и повлекшая куда-то прочь.

Детский плач, смешиваясь с предсмертными криками женщин, надрывным эхом разносился по всем ярусам дворца, достигая самой высокой башни тронного зала.

В ушах зазвенело, будто он вдруг очутился рядом с только что включенным радиооборудованием. Сквозь этот шум донеслись грубые голоса.

«Это переговоры ордынцев, – наконец-то сообразил Иван, вслушиваясь в речь солдат. – Что за жуткое утро?!»

Живучие твари

– Привести следующих, – отдал приказ командир и услышал в динамике свой же приглушённый и сдавленный голос, словно он говорил в трубу. – Змей! Что за перегруз? – он зажал гладкий ярлык и вновь проговорил: – Кто включил главную линию и вторгся в мой эфир?!

– Никак нет, баш20.

– Никак нет, – раздались в наушнике голоса солдат.

Командир, раздражённо цокнув языком, объявил:

– Перезапускаю связь! В течение двух минут сохраняем позиции и соблюдаем тишину!

Он быстро активировал на наруче красный ярлык и прокрутил его до упора. Послышался звон, который мгновенно затих, и в шлеме воцарилась тишина.

Ожидая, командир бегло осмотрел свою экипировку, уделив особое внимание рукам и груди, насколько это позволял старый тяжёлый доспех.