Она шла, поначалу увязая в песке, потом пришлось прыгать с камня на камень, и Новосильцева быстро устала. Присела отдохнуть и тут же вскочила – из камышей неожиданно вылезла жирная блестящая нутрия размером с небольшую собаку и уселась на пути. Таких больших нутрий Новосильцева ещё не видела.

Жёсткая шерсть огромного грызуна отливала на солнце металлом. Два желтых резца грозно торчали из пасти. Неторопливо шевеля усами, нутрия мрачно разглядывала Новосильцеву и, похоже, раздумывала, что ей делать со своим извечным врагом. Она, конечно, поняла, что Новосильцева почти без сил.

– Что расселась на дороге, дрянь этакая? – наконец разозлилась Новосильцева. – Ты мне дорогу не загораживай. Думаешь, патрон на тебя пожалею? Не пожалею, – пригрозила Новосильцева и достала из-под юбки пистолет, чувствуя, как голову снова окутывает обморочная дурь. Земля, вместе с желтозубым зверем, с тропинкой на берегу и рекой, шевельнулась и медленно поплыла по кругу, точно гигантская карусель в берлинском Луна-парке.

Новосильцева тряхнула головой, вытерла ладонью холодный пот со лба и прицелилась в нутрию. Однако та не испугалась пистолета. Грозно ударила о землю два раза толстым плоским кожаным хвостом, присела на задних лапах и неожиданно короткими прыжками бросилась на Новосильцеву.

Новосильцева едва сумела увернуться в сторону. Нутрия проскочила мимо, прыгнула в реку и нырнула, оставив на поверхности расходящиеся темные круги.

– Откуда ты, негодяйка, вообще тут взялась?.. – ошалело бормотала Новосильцева ей вслед. – Ты же в Северной Америке живешь. Или в Южной?.. Забралась в наш край, северный, студеный. Ладно, что мне до тебя… Патрон сэкономила, и хорошо. Хуже, что форму потеряла, никакой Рамачарака9 помогать не хочет.

Медленно шагая по тропинке, она жарко бормотала, шатаясь их стороны в сторону:

– Простуда. И ничего больше – лёгкая простуда. И перепуг. Тут кто хочешь перепугается, когда тебя собрались насиловать целым вагоном… И в воду с высоты и на ходу… Когда же, интересно, я так прыгала? Да никогда не прыгала – вот первый раз, хорошо получилось… И речка – не теплый океан в Биаррице. Вот куда мне надо. В Биарриц. Или на пару дней заскочить в Лозанну, снять деньги и – снова в Биарриц, к океану, теплому, как парное молоко. Да, именно туда. Но сначала в постель. С голландскими простынями – жёсткими, прохладными, накрахмаленными. И самовар. И чаю. Липового. И горшок мёда. Нет, ведро малины. Нет, малину и мёд вместе. В одном ведре.

Она помолчала, потому что тропинка исчезла из-под ног, ушла в сторону, а ей надо дальше вдоль реки, к Колёсному тракту.

– Нет, сейчас нужнее не малина и не Биарриц, – продолжала сипло бормотать Новосильцева, внимательно глядя себе под ноги: не дай Бог споткнуться – не встать потом. – Кто же нас предал? И откуда выскочил людоед Зайчек? Ехал за нами, определенно. И надпоручик Кучера всё знал. От кого? Зайчека – от кого ещё! Или не знал? Знал, мерзавец, всё знал… Настоящих англичан тронуть не посмел бы – свои же и расстреляли бы.

Она помолчала.

– Значит, мы поучаствовали в тараканьих бегах… Нас, как тараканов, пустили по дорожке, между барьерами. В сторону не свернуть. А мы-то, по самоуверенной глупости своей, полагали, что путь и направление выбираем самостоятельно… И откуда эта зверюга, нутрия, взялась? И Зайчек? Кто же нас предал? Разве что…

Она остановилась.

– Нет, – и побрела дальше. – Только не Павел Митрофанович. Я бы почувствовала. Нет-нет, даже предполагать пакостно. Вы уж, Павел Митрофанович, извините… это не от большого ума у меня. Просто шпионская привычка ничего не упускать. Вы с разными людьми встречались, когда бензин искали. А у Зайчека непременно должны быть везде осведомители, иначе он не Зайчеком был бы, а лопухом. И всё-таки…