Огляделась. Ничего из вещей не забыла. Сделала несколько шагов и покачнулась, едва успев ухватиться за ветку ивняка. Перевела дух, постояла, прислушиваясь к себе, и медленно двинулась вдоль берега на юг.

Что за напасть? Послебоевой синдром, конечно. Запоздалая реакция на смертельную опасность. Непростое дело – за минуту убить четырех человек.

Ей и раньше приходилось убивать людей, и не один раз, но то была война. На войне не убивают, а воюют. Право истреблять противника ей дало правительство. Оно же взяло на себя моральную ответственность за убийства и тем обеспечило защиту от собственной совести. А час назад она отправила на тот свет не солдат, а преступников в солдатской форме, и каждый из них заслужил топором по шее. Или шпилькой, превращенной в бритву, по магистральной артерии.

Последний раз ей пришлось застрелить двух высокопоставленных офицеров рейхсвера – одного за другим. Дело было в Берлине год назад, куда начальство отправило ее с невыполнимым заданием – срочно найти подход к источнику в оперативном отделе немецкого генштаба, любой ценой. Она добросовестно попыталась выполнить приказ и едва не поплатилась жизнью. Только ценная информация её начальникам уже не понадобилась. Да и самих начальников не стало.

В ту страшную войну, непреодолимо перешедшую в революцию, Российская империя вступила преступно неподготовленной. Мало того, что треть армии оказалась без винтовок, а снарядов хватило только на первые четыре месяца. Даже штабные карты безнадежно устарели, они составлялись еще во времена наполеоновских войн. Однако самое преступное – русская армия воевала вслепую, с завязанными глазами, почти не имея информации о противнике. Русские спецслужбы – военная разведка и контрразведка – были не просто слабы, они оказались совершенно беспомощными в условиях войны. И никакие сверхусилия и подвиги таких же отчаянных и бесстрашных агентов, как Новосильцева, спасти дело не могли. Да и слишком мало их было. Шпионаж в пользу собственного государства считался среди чистой публики в России делом низким, даже постыдным, тем более что им поначалу занимался жандармский корпус. Да и денег на вербовку агентуры, на добычу военной и политической информации всегда не хватало. На жалкие гроши, предусмотренные военным бюджетом, построить сильную, современную, технически оснащенную спецслужбу с образованными, профессионально подготовленными кадрами было невозможно.

В то же время противник к началу войны имел не просто шпионскую сеть, а мощную разведывательную машину, которая, словно гигантский пылесос, вытягивала массу ценной военно-политической и экономической информации из стран Антанты, в первую очередь – из России.

Особенных успехов добились немцы. Россию они плотно накрыли густой агентурной сетью. Агентуру вербовали открыто, внаглую, ничего не опасаясь. Русскую контрразведку немцы попросту презирали. Дошло до того, что они вербовали предателей среди русских офицеров и чиновников через объявления в газетах, хотя деньги предлагали небольшие. И русские чиновники, высокопоставленные военные, а паче – аристократы, в том числе члены Семьи Романовых, светские львы и львицы и даже священнослужители выстраивались в очередь к германским резидентам, спеша продать собственное Отечество. Шпионаж в пользу противника постыдным они, наоборот, не считали.

– Что же, – сказала себе Новосильцева. – Я оказалась умнее многих. Вовремя спрыгнула с поезда. И с царского, и с чехословацкого. И как только уцелела? Господь хранит. Помоги мне, Господи, и сейчас, без тебя мне не справиться…