К паровозу были прицеплены два синих вагона и её вагон МОСВ – темно-ореховый, с медной крышей, в открытых окнах ветер шевелил занавесками.
Она не поверила бы глазам своим, но у входа стоял вполне натуральный, привычный обер-кондуктор с пышными усами – непременной частью кондукторской формы.
Скользнув равнодушным взглядом по сестре милосердия, остановившейся рядом, обер достал из кармана часы, щелкнул крышкой, закрыл. Глянул в сторону дежурного, чья красная шапка поплыла к вокзальному колоколу, и обнаружил, что сестра по-прежнему стоит рядом и улыбается.
– Вам что-то угодно, сестрица?
– Угодно, – весело ответила она. – Я к вам. Принимайте пассажирку, – и протянула билет.
– Ничем не могу помочь, – строго ответил обер, не обращая на билет внимания. – У меня мест нет. И не было.
– Может быть, вы все-таки примете карту?
– Зачем? – фыркнул обер. – Вы не расслышали? Мест нет.
– А вы все-таки посмотрите, – настаивала Новосильцева.
Обер-кондуктор мельком глянул на проездную карту и вернул ей обратно.
– В указанном купе едет особый пассажир. Иностранец. Выкупил оба места. Сесть вам туда никак не можно. Ваша карта, барышня, продана на занятое место и потому не действует.
– В этом купе едет мой друг – господин Людовик Грондейс. Голландец, иностранный корреспондент.
– Да, едет такой. И что с того? Все одно: не действительна ваша карта.
– Послушайте, он в Екатеринбурге оплатил всё купе – для себя и для меня. Чтобы я не волновалась и могла спокойно сесть на этой станции. Занял место для меня.
– Меня не предупреждал. А карту, что же, вам продали здесь?
– Именно так.
– Зачем же вы покупали карту, коль говорите, что место вам забронировано?
– Чтоб наверняка. Я не знала, удалось ли ему занять купе.
– Но барышня! Сведений на эту станцию о вакансии я не отправлял. И потому вам никак не могли продать билет в мой вагон, – не поддавался обер-кондуктор.
– Господин Грондейс позаботился. Он дал знать в здешнюю кассу.
– Да быть такого не может, сударыня! – обер стал закипать. – Касса продает билеты только по сведениям обер-кондуктора. Никто другой кассиру не указ! Даже голландский писатель.
– Значит, вы не знаете, насколько мой друг важная и влиятельная персона. Он не только корреспондент всех европейских газет и журналов. Он еще и член совета союзной миссии при штабе Верховного правителя.
– Верховного, говорите, – озадаченно сдал назад обер. – Что-то тут все равно не вяжется… Нет, не могу посадить вас. Вот подойдёт хозяин, тогда и выясним.
– Но мой друг велел мне не ждать, а немедленно размещаться! Ах, надо было взять у него ту карту, которую он купил для меня в Екатеринбурге! – не отступала Новосильцева. – Но все равно он придет – перед самым отправлением. У него дела с комендантом эшелона, надпоручиком Кучерой.
– Есть такой – Кучера, да… И все ж не могу, – упрямо повторил обер. – Даже не просите. Пусть всё так, как вы говорите, всё одно – не могу. Даже открыть купе для вас не могу. У хозяина свой ключ. Он запер дверь и ушел с ключом.
– Положим, открыть-то вы можете, – упрекнула его Новосильцева. – Но господин Грондейс знает, что вы человек ответственный и открывать дверь для меня не станете. И дал свой ключ мне.
И поднесла ключ к самому носу обер-кондуктора.
– И все ж таки, – уже мягче возразил обер. – Лучше бы нам дождаться хозяина.
– Он велел ждать в вагоне! – воскликнула в отчаянии Новосильцева. – А не здесь, среди чехов! Сейчас затащат меня к себе, пропаду – вся вина будет на вас.
Тут обер-кондуктор заколебался. Покрутил головой, вздыхая, посмотрел на ближайшую теплушку, откуда чехи по-прежнему махали руками Новосильцевой, кричали и жестами приглашали к себе.