– Объяснений… – бормотал Грондейс, протирая очки. – Она ждет объяснений!.. Тут и объяснять нечего.
– А вы попытайтесь.
– И какое же у вас там, в вашем вагоне, место?
– Вы не читаете по-русски? Вагон международный, второе купе, место номер два.
– А теперь смотрите сюда. Демонстрирую чудо. Абракадабра!
Жестом фокусника он вынул из кармана и протянул Новосильцевой два билета. Оба в вагон МОСВ, второе купе, места №1 и 2.
– Поняли? В Екатеринбурге я выкупил оба места. Терпеть не могу соседей в дороге, мешают работать. А вам мошенники продали второе место ещё раз. Пойдете требовать с них деньги?
Растерянно пожав плечами, Новосильцева произнесла упавшим голосом:
– Наверное, уже поздно. И без толку.
– Без толку, – согласился Грондейс. – Ждать они вас не будут.
– Что же мне делать? – в отчаянии вскрикнула она.
– Молитесь вашему Богу. Благодарите. Кто бы мог подумать, – покачал он головой. – Словно по заказу: вы подошли именно ко мне. А у меня в кармане ваше место. И ваша судьба.
Он положил свои карты в карман, поразмыслил.
– Сделаем так. Сейчас пойдем к поезду. Держитесь за моей спиной поближе. Документы быстро показать солдату, русскому, который справа, но в руки не давать. И не торопясь, прогулочным шагом – в вагон. Запритесь, никому не открывайте. Откроете только на мой голос. Вот, держите мой ключ от купе.
– Брате Ярек, надпоручик! – весело закричал Грондейс, подходя к турникету. – Имею замечательную контрабанду! Угощайтесь.
Открыл и протянул чеху портсигар. Кучера, улыбаясь и прищурив глаза, взял сигариллу.
– Спички? Спички есть, брате надпоручик?
– Куда ж без спичек! – заявил Кучера, достал коробку шведских safetymatches, повернулся спиной к ветру и к Новосильцевой и принялся раскуривать. Новосильцева сунула прямо под нос часовому сестринскую книжку и билет. Тот и смотреть не стал:
– Проходи, сестрица, поспеши, сейчас отправляют.
Склонив голову, она неторопливо шла вдоль эшелона – сплошь товарного. Где же классный вагон? Носильщик, мерзавец, конечно, не пришел ее провожать.
Двери нескольких теплушек были открыты, из них выглядывали чешские солдаты. На стенах вагонов виднелись полустёртые надписи «40 человек 8 лошадей, Варшава-Киев». Некоторые были разрисованы свежими веселыми картинками с надписями на чешском.
При виде сестры милосердия чехи кричали, хохотали, вопили по-чешски и по-русски:
– Эй, красотка, не проходи мимо! Сюда иди, не пожалеешь!
– Сестра, помоги: живот болит!
– А у меня – пониже живота. Сейчас помру, спасай!
Даже не подняв голову, Новосильцева прошла почти весь чешский эшелон и растерянно остановилась. Где чертов пассажирский поезд?
– Гражданин, – спросила она у дежурного по вокзалу. – У меня место в пассажирском на Омск, классное. Разве он еще не прибыл?
– Давно прибыл, барышня, и сейчас отправится, – чуть приподняв красную фуражку, ответил дежурный.
– Где же он? – испугалась Новосильцева.
– Да вот, перед вами.
– Но это же товарный!
– Правильно говорите, товарный.
– А пассажирский? На Омск.
– Он и есть омский. Микстовый, стало быть, сборный. Пассажирских вагонов всего три. Пройдите к паровозу, там они.
Она пошла дальше и, не доходя до паровоза, изумленно остановилась.
Словно прозрачная стена оказалась перед нею, а за стеной – волшебный вход в другое, давно ушедшее время. В другую эпоху – в счастливую, довоенную.
Новосильцева несмело сделала шаг – стена пропустила её, и она прошла к паровозу.
Легендарный «Русский Пасифик»
Зеркально сверкал черным котлом и горел красными, высотой с человека, колесами красавец «Русский Пасифик» – лучший в мире паровоз Путиловского завода. Великан горячо и с долгим шумом вздыхал, словно кит в океане, и время от времени выпускал по бокам голубоватые паровые усы. От них щемяще пахло мирной дорогой. Такие паровозы ходили только по Транссибу и по курортной владикавказской линии. Скорость у них была фантастическая – 125 километров в час.