– Здравствуй, – выдала Вайолет, превозмогая головокружение. – Здравствуй, Джона. Я очень рада, что у нас появился шанс… все исправить.

Глаз на нем буквально отдыхал – ровно до тех пор, пока у него рот не раскрылся.

– А на фотках вы пополней. Сейчас – просто кожа да кости.

Ханне достался вопрошающий взгляд.

– На каких фотках?

– Я вас гуглил. Нашел кучу фоток – вроде как в детском саду сделаны. Там еще малыши копами наряжены.

– Карьерный день, – выдохнула Вайолет.

Понятно. «Тенистые Дубы», садик Уотта; мероприятие, порученное Вайолет и с блеском ею проведенное. Для детей заказали спецодежду точь-в-точь как у настоящих полицейских. Выручили чертову прорву денег на новую спецполосу шоссе, предназначенную исключительно для автомобилей, в которых более одного пассажира.

– Сейчас вы просто кожа да кости, – повторил Джона. Было в нем что-то от Венди: смотреть – одно удовольствие, ладить – из области фантастики.

– Просто… – Вайолет замялась. Не лишняя ли это будет информация? – Просто те фото сделаны вскоре после рождения моего сына. А с тех пор я похудела.

Вайолет обернулась к Ханне. Для чего она вообще присутствует? Приняла позу Наполеона, уставилась, будто перед ней теннисный матч. Подготовить мальчика не могла? Чтоб не отпускал комментарии насчет женского тела? Кажется, ей и осанка Джонина, риск развития сколиоза тоже глубоко параллельны. Неужели трудно сказать: «Расправляй плечи»? А что это у него на худи? Пенис?!

– Занятная у тебя худи, – выдавила Вайолет.

– Ага. Это Гриффины. – Он помедлил, счел необходимым уточнить: – Ну, сериал «Гриффины». Вы разве не смотрели?

– Признаю себя виновной.

Ладони у Вайолет вспотели. Прежде она с таким не сталкивалась. Нет, подобные разочарования ее точно не постигали. Подумать только: впервые встречаешь своего пятнадцатилетнего сына – и через пару минут обсуждаешь с ним телевидение.

– Вайолет, – Ханна наконец-то очнулась, – как насчет пуэра?

– Насчет чего?

Ханна уже проводила странные манипуляции с большим керамическим чайником.

– Нет, спасибо. Не надо. Я в порядке.

Вайолет села, Джона с Ханной заняли места за столом напротив нее, причем Джона поставил ногу на перекладину Ханниного стула. Вайолет кольнула привычная интимность этой позы, красноречивое «мы тут вот так живем, одной семьей».

Поза как бы задала тон дальнейшему. Говорила в основном Ханна. Джона и Вайолет отделывались краткими фразами, втайне довольные, что за столом не повисает молчание. Потом Ханна почти вынудила Джону выбрать для Вайолет одну из этих его хваленых кружек – топорную поделку. Вайолет же совершила худшее из возможного (никогда она себе этого не простит) – полезла в сумочку за бумажником. Джона пытался подарок ей преподнести, а она, словно эмоционально тупой «папочка» Уорбакс[22], сунула ему сорок долларов (в смысле, спасибо, брошенное мое дитя, за сувенир, а теперь ступай, купи себе что-нибудь). Едва пришлепнув купюры к столу, Вайолет горько раскаялась. Нет, не денег ей было жаль. Она бы с радостью отдала Джоне все содержимое бумажника – Дэнфорты явно еле сводят концы с концами, а Вайолет подсуетилась, навела справки о пособиях для патронатных семей. Ребенка на эти гроши воспитывать просто невозможно. Сама Вайолет за Уоттовы уроки игры на гитаре в месяц платит вчетверо больше. Сокрушалась она не из-за денег, а из-за холодной пустоты своего жеста. Почему так вышло – ведь цель была превознести работу Джоны? Детские ее карандашные рисунки, выставленные в «галерее» (разложенные на обеденном столе), папа покупал по одному-два доллара за штуку. Но Джоне сравнялось пятнадцать. Подобная льстивая опека в его случае неуместна. Вайолет – взрослая, она – мать. Где же пресловутое материнское чутье, где нежность, где благодарность? Ее собственная мать каждый неумелый рисунок своих девочек принимала как Вермееров шедевр. Вайолет следовало заключить Джону в объятия и без вопросов согласиться на пуэр (чем бы он ни был), причем пить его из бесценной зеленой кружки. Она же отмахнулась двумя двадцатками. Разве удивительно, что Джона буквально через несколько минут отпустил на ее счет гнусную шуточку? Вайолет встала, направилась к двери. Ханна поспешила за ней, стиснула ее локоть; была ли в этом реальная угроза, или Вайолет так только показалось?