– Послушай, Алекс, если у тебя есть время…

– Дядя Жорж, я не люблю, когда меня называют Алекс. Зовите меня Александр, или Саша, лучше Сашка. А время у меня есть.

– Хорошо. Раз есть время, расскажу тебе о нас троих: о себе, твоём отце и Рихарде Клотце. Познакомились мы в пятнадцатом году на войне. В Кавказской армии против Турции воевало много немцев. Встретить земляка на фронте великая радость, и там вырабатывался какой-то нюх на земляков. Отец твой только что прибыл в нашу роту из госпиталя после ранения. Смотрю: сослуживцев сторонится, и уж больно неразговорчив – за два дня слова от него не услышал. Я сразу подумал, что он не русский. Подошёл к нему: «Здорово, брат! Ты, случайно, не немец?» А он: «Да, немец! С Вольга. Эдуард Майер». – «И я с Вольга, – передразнил я его, – Георг Юстус». Мы обрадовались, обнялись: «Ты откуда?» – «Из Екатериненштадта, – ответил он». – «А я из Паульского!» – «Это же рядом! Земляк! Как я рад!» – «Да и я рад! Я не мог тебя видеть раньше? Я ведь бывал у вас в городе». – «Моего отца звали Людвиг Майер, он крестьянствовал в Розенгейме, но в тот год, когда на Волге были холера и голод, в нашей семье умерли почти все взрослые: дед, мать, отец, две старшие сестры. Осталась одна бабушка. А на руках у неё семеро младших внуков. Ей было шестьдесят пять лет, она чувствовала, что смерть её близка, и рассовала нас по добрым людям. Мне было десять лет, когда она отдала меня в Екатериненштадт в ученики пекарю Ройшу. Я работал у него до самого призыва. Если ты бывал в пекарне или магазине Ройша, то мог меня видеть». – «Ройша я знаю. Юстусы, вечные крестьяне, и мы с отцом много раз продавали ему в Екатериненштадте на рынке пшеницу, но в пекарне у него я не был». – «Я ездил с ним на рынок. Возможно, мы просто не обратили друг на друга внимания». Так я, Александр, познакомился с твоим отцом, с которым до конца войны мы были неразлучны…

– А Клотц?

– Подожди, дойду и до Клотца. Много страшного мы повидали. Видели, как умирали наши солдаты, видели пропахшие кровью, вырезанные от младенцев до стариков, армянские деревни. Армяне ждали нас, как своих защитников, и армия наша наступала быстро – и по цветущим долинам, и среди мрачных гор.

Наконец мы вышли к высоким горам, на вершинах которых лежали вечные снега. Взяли и их. А потом необычно рано наступила зима. Всё засыпало снегом. И турки неожиданно перешли в наступление, наши войска поспешно отошли. Но на одной из гор, со всех сторон окружённый неприятелем, остался наш батальон – около четырёхсот русских солдат и среди них мы с твоим отцом.

Зима в Закавказских горах оказалась лютой – ледяной ветер, глубокий снег. А мы не успели получить зимнюю одежду, и страшно мёрзли в сапогах и летних шинелях. Командиром у нас был капитан Трубников. Он всё подбадривал нас: «Ничего-ничего, русские не бросают своих в беде. Потерпите немного, нас непременно выручат. Главное экономить продовольствие. Не ешь сегодня то, что можно оставить на завтра». Мы слушали и верили – а что нам ещё оставалось?!

Первые несколько дней окружения бушевала снежная буря, и не было видно божьего света. Но однажды ночью ветер утих, высыпали звёзды, и ударил мороз. Взошедшее утром солнце осветило новую, никем из нас не виденную, потрясающую картину. Снежные вершины ослепительно рисовались на тёмно-синем небе. И такими же ослепительно белыми были скаты гор со всеми их складками. Расщелины и пропасти угадывались только по теням, рисовавшимся на бесконечно белом.

Казалось, невозможно наглядеться на такую красоту, но уже через несколько часов у людей начинала кружиться голова. И уже хотелось, чтобы снег был не такой белый, чтобы было больше других цветов: коричневых скал, тёмных туч. А потом солнце взошло выше, всеми силами ударило по снегу и зажгло его. Каждая снежинка раскалывала и отражала солнце. Все цвета радуги ослепительно били в глаза.