– Не отпущу! – испуганно и торопливо перебила его Мария. – Кроме тебя, у нас с нонной никого нет!

Виктория посмотрела на мать, но та была совершенно серьезна и со страхом и обожанием смотрела на сына. За столом повисла тишина.

– А если бы уехала я? – щеки у Виктории загорели.

Мария отстраненно посмотрела на нее:

– Уехала бы? – переспросила она. – И куда бы ты поехала? Где и кому ты нужна?

Сердце у Виктории забилось быстрее, лицо стало совсем пунцовым. Она почувствовала себя такой обиженной и такой одинокой.

– То есть разлуки со мной ты не боишься? – стараясь не смотреть на мать, спросила она.

– Как мне надоело это! – раздраженно воскликнула Мария. – Хочешь меня извести? Совсем нет жалости! Только о себе и думаешь. Постоянно со своими капризами и эгоизмом – точная копия своего отца! – она скривила губы.

– Ну при чем здесь отец? – резко встала Виктория. Эти слова больно задели ее, и она сама от себя не ожидала того гнева, который на нее нахлынул. Слезы защипали глаза, и она чувствовала, как сжимается горло. Она почти выбежала из кухни. В душе ее была буря.

Виктория направилась туда, где ей всегда было хорошо, – к животным. Проходя через гостиную, она увидела на столе недопитое вино. В ангаре, неловко забравшись по лестнице на площадку деревянного навеса над стойлами – мешала бутылка в руке, – Виктория стала ждать, будут ли ее искать, чтобы поговорить, утешить? Ей бы так этого хотелось! Но никто не шел. Прошло достаточно времени. Внизу шевелились коровы. Сено вокруг нее пахло вкусно, и было тепло. Виктория зубами вытащила пробку и сделала большой глоток…

Вино обожгло ей горло, и она почувствовала, как тепло растекается по телу. И тут сдерживаемые слезы прорвались наружу. Она выпивала все больше, заглушая боль.

– Я никому здесь не нужна, – плакала она. – Я совсем одна.

Впервые в жизни она позволила себе напиться. Голова ее закружилась и поплыла. В этот момент Виктория почувствовала себя действительно хорошо! Обиды отступили на второй план, и жизнь показалась легче. А главное – все возможно.

– Я уеду! – решила она. – Да, я уеду туда, где спокойно, где счастье! Я буду счастлива!

Виктории казалось, что она слышит разговоры о том, что ее интересует сейчас больше всего, повсюду: на рынке, в лавках – кругом обсуждали, как люди уезжают, покидают Италию.

– Рагацци[4], вы знаете что-нибудь про рабочую миграцию? – осторожно спрашивает она своих на виноградниках.

– Конечно, – отвечают ей. – В прошлом году итальянское правительство договорилось о предоставлении рабочей силы в соседние страны, есть соглашения.

– И куда можно поехать? – Виктория старается удержать волнение в голосе.

– География довольно широкая, – объясняет кто-то, – большинство едет во Францию или Швейцарию. Конечно, есть и такие, кто отправляется дальше – в Аргентину или Бразилию.

Виктория кивает, чувствуя, как внутри крепнет надежда.

Когда работы прекратились и возник перерыв до следующего набора, она решила не терять времени. Девушка пошла в зал собраний, где распределяли желающих на выезд.

Вернувшись домой со списком переписанных адресов и контактов, она обнаружила, что дома только нонна.

– Все-таки решилась? – спросила Адриана, садясь рядом за стол. – Так все серьезно?

– Да, нонна, – уверенно ответила Виктория.

Они помолчали, Адриана что-то прикидывала в голове.

– Знаешь, когда я была молодой, времена были не такие, как сейчас. Если можно было уехать – уезжали. Было много лишних людей, – начала Адриана. – После объединения Италии жизнь улучшилась. Врачей стало больше, они лечили всех бесплатно. И наш перенаселенный юг стал еще многолюднее. Люди искали земли, искали возможности.