Они посмотрели друг на друга и залились смехом.

В обед две подруги сидели на большом камне. Виктория смотрела рассеянно, как в нескольких метрах от них земля с голыми корявыми растениями проваливалась под уклон, чтобы потом вынырнуть и снова начать карабкаться к стоящему вдалеке лесу.

– О чем задумалась, кара? Вернись на землю, – позвала Викторию напарница.

– Мне хочется, чтобы и меня захватили чувства, вот так, по-настоящему…

– Неужели ты ни с кем еще не встречаешься? – недоверчиво посмотрела на нее подруга.

Виктория только покачала головой и снова начала рассматривать лес вдалеке.

Вечером у зеркала Виктория изучала свое отражение. Она приближалась и отдалялась от него, пытаясь оценить детали и охватить всю себя целиком. Расплетала волосы и перебрасывала их с одной стороны на другую. Ставила руки на пояс, стягивая рубашку сзади за спиной. Выгибалась и смотрела в зеркало через плечо. Она искала подтверждения всем замечаниям, которые привыкла слышать. В комнате ничто не нарушало тишину. Она смотрела: высокая, это несомненно от отца; еще подростком она догнала по росту мать, а теперь была почти на полголовы выше. Лицо тоже, возможно, имело много общих черт с родителями Джузеппе, как любила утверждать Мария, но, если честно, она не была копией ни своего отца, ни матери. Как Массимо, например, у которого были общие с Марией нос, глаза, улыбка.

Она подошла поближе:

– Привет! – сказала неуверенно. Улыбнулась, как будто заискивая. Отражение улыбнулось в ответ. Никакого выражения глупости, упрямства или недовольства, как привыкла она видеть себя глазами матери.

И все-таки та права, безусловно. Ну что это за лицо!

Вытянутое, ей бы хотелось овал покруглее. Большие глаза: может быть, стоит начать прищуриваться? Она так и сделала. Получилось странно. Губы бы ей, как у ее новой подруги: пухлые и мягкие! А ее – не такие… А волосы бы как у матери, чтобы вились!

Виктория вздрогнула от неожиданного звенящего удара – церковные колокола.

Очарование комнаты задрожало и отступило. Она приходила в себя. Оставив зеркалу жить отражениями, Виктория отвернулась от него и вышла.

– Что с тобой? Выглядишь так, как будто не спала всю ночь, – спросила Виктория свою напарницу, которая с утра была не в настроении, не улыбалась и молчала.

– Так и есть, ты угадала, – мрачно подтвердила та, со злостью выдергивая сухую ветку и отбрасывая ее под ноги.

– Что случилось? – заволновалась Виктория.

– Да… – скривилась та. – Вчера вышла большая семейная ссора… Жить всем вместе дальше невозможно. Мой отчим… он другой, слишком разные взгляды. А это опасно, понимаешь? – нервно спросила она Викторию. Но по правде ей не нужен был ответ, и она продолжала, горячась:

– Ты сама знаешь, сама все видишь, как обстоят дела здесь, в Италии. Разрушены города, безработица… Здесь нет перспектив. Мы просто выживаем. Серджио со своими руками и знаниями не может найти достойную работу. Мы с ним серьезно думаем, что нам пора уезжать отсюда. Я бы хотела, чтобы мы уехали все вместе, чтобы мама была рядом.

– Но отчим против?

– Он говорит, что в Италии наши корни, что мы не можем все бросить и уехать в неизвестность. Он, конечно, прав насчет языка и культуры, что куда бы мы ни приехали, мы будем чужаками… Но чего здесь ждать? Когда ситуация улучшится? Как здесь можно построить будущее для себя и наших детей? Я говорю, что мы можем учить язык, адаптироваться. Итальянцы всегда славились своим трудолюбием, умением приспосабливаться. Вон зио (дядя, итал.) наш уехал в Венесуэлу, и теперь его семья живет лучше, чем когда-либо… – она замолчала.