Моя жизнь в городе ангелов Анна Башкатова

«Глазки горят»… Я не понимаю этого выражения. Уже не понимаю. Возможно, когда-то оно и имело для меня определённый смысл, но сейчас… После того как на каждом педсовете, на каждой планёрке, на каждом углу постоянно слышится: «Вы должны сделать всё, чтобы у детей горели глазки…» – эти слова стали вконец заезженными и выхолощенными. Как определить это самое «горение глазок»? Чем оно отличается от простого интереса детей к уроку, к учителю? Нет ответа. Но некоторые мои коллеги как-то умеют распознавать сие явление, о чём довольно часто и докладывают. Меня лично оповестили о загадочном горении два раза. Разумеется, речь шла о моей дочери. Впервые я услышала о таинственном эффекте от учительницы литературы:

– В пятом классе у Яны на уроках глазки горели, а в шестом что-то я такого уже не вижу…

Я попыталась дознаться у Яны, что изменилось в её глазках в шестом классе. Безуспешно. Сам предмет Яне как нравился, так и нравится какими-то кусками, в зависимости от произведения, изучаемого в определённый момент. А от самой учительницы дочь как была, так и осталась без ума. Уходя на каникулы после окончания шестого класса, она жалела только об одном:

– Теперь три месяца не увижу Галину Александровну.

Во второй раз мне удалось разузнать чуть больше, за что большое человеческое «спасибо» коллеге-биологичке. В июне месяце я, стремительно покидая родные пенаты, увидела в школьном дворе нашу Сергеевну, увлечённо наблюдающую за прополкой клумб, и притормозила, дабы обсудить один насущный вопрос:

– Здравствуйте, Ирина Сергеевна! – вспомнила я полное имя-отчество.

– Здравствуйте, э… – замялась Сергеевна. Мой подвиг оказался ей не по силам, хотя я отработала в родной богадельне уже пять лет.

– Подскажите, сделайте одолжение, какие пособия по биологии покупать для седьмого класса?

– Да просто рабочую тетрадь к учебнику, автор тот же.

– А тесты?

– Нет-нет, только рабочую тетрадь. А ваш ребёнок в каком классе?

– Перешёл в 7-й «Г».

– Ой, так я же там веду! А как фамилия ваша?

– Да такая-то.

– Да что вы? Вот даже не знала, что это ваша дочка (ещё бы!)! Какой ребёночек замечательный! Умница, просто прелесть! На каждом уроке так слушает, так работает! И глазки прямо горят!

Дома, не в силах более сдерживаться, я учинила Яне допрос с пристрастием. Дочка, конечно, всегда говорила, что ей нравятся уроки биологии и учительница «классненькая», но меня прямо-таки заели эти «горящие глазки».

Благоразумно не упоминая горящие органы зрения, я «изо всех щенячьих сил» пыталась выяснить, что больше всего нравится Яне в уроках биологии, чем они так интересны, какой вид работы наиболее увлекателен… Не скажу, что добыть сведения оказалось легко, но в итоге выяснилось примерно следующее: больше всего на уроках биологии Янке нравится, когда Ирина Сергеевна рассказывает про всякие случаи из своей жизни, к биологии имеющие весьма и весьма отдалённое отношение. Короче, байки травит. А про размножение грибов как-то не очень и «прикольно» слушать.

Так я и бросила это дело. Видимо, определять загадочные «горящие глазки» доступно не всем, а лишь избранным, в число коих я не попадаю и вряд ли когда-нибудь попаду. В нашей школе избранные редки, больше самые обыкновенные, среднестатистические попадаются. Всякие, одним словом, как и везде.

***

Писать о коллегах так же тяжело, как и о мёртвых или, выражаясь более современно, о Путине: тут либо хорошо, либо ничего. В произведении с вымышленным сюжетом проще: набросал сюжет, замарал его всеми оттенками чёрного, и готово. И никто в тебя камень не бросит: да, плохой герой, нехороший, но ведь выдумка же! Но я-то пишу «не сказку, а быль…». Так что не только бросят камень – завалят валунами (это если повезёт, а то и чем похуже), не выберешься. Однако…

Эльза пришла в школу годом позже меня. На собеседовании с директором она сразу изъявила желание работать с младшими школьниками, честно признаваясь, что со старшими вряд ли справится. Ей с удовольствием пошли навстречу, т. к. в нашем заведении, неизвестно почему, в младшей школе считается работать «непрестижно». Сначала я думала, что это напрямую связано с возрастом детей – не царское это дело с малятами возиться. Но позже, понаблюдав за обстановкой изнутри, так сказать, я поняла, что всё гораздо проще: нежелание работать в младшей школе шло не от психологии, а от физиологии. Сейчас я почти уверена, что такое пренебрежение к «младшеньким» возникло по той причине, что из «старшей» школы в «младшую» добираться далеко, нужно пройти целых… 200 метров. Копыта же отвалятся!

Здесь мне придётся сделать небольшое отступление. Наша школа – самая большая во всём городе, её «средняя наполняемость» каждый год колеблется от 1300 до 1400 человек, хотя наш микрорайон не самый большой. В остальных школах города, коих насчитывается около 50, обучается не более 700 человек. В каждой, разумеется. Почему? Да потому. Просто директор у нас очень… Тут на выбор: либо очень добрый, либо очень жадный. Выводы вы можете сделать сами, если я скажу, что по месту прописки в школу обязаны принимать всех, а вот из других микрорайонов – по мере наличия мест. Так вот, в нашей школе места есть всегда! И неважно, что в классах сидят по 30–32 человека, даже парт иногда не хватает. Одних первых классов у нас в этом году семь. Семь! Хотя ерунда всё это! Некоторые мои коллеги до сих пор содрогаются, вспоминая, что несколько лет подряд им приходилось работать в седьмом классе «К»… Подключаем знания арифметики за первый класс, исключаем из алфавита буквы «Ё» и «Й» и путём несложного подсчёта приходим к выводу, что параллель седьмых включала в себя в те годы 10 классов!!! И это только седьмых! Коллеги тогда работали в три смены!

Наконец, даже директору стало ясно, что нужно что-то делать. Окинув соколиным взором окрестности, наш главнокомандующий обнаружил прямо напротив школы, ровнёхонько в двухстах метрах, детский сад. Обратившись в соответствующие организации, директор выпросил здание для «общественных нужд». Детский сад расформировали, а младшеклассников с 1-го по 4-й класс отправили в «заоблачные дали», за 200 метров от дома родного. Пока преподавание иностранных языков, как и положено, начиналось с пятого класса, сия «отдалённость» никого не волновала. Но как только закон, явно порождённый чьим-то нездоровым воображением, повелел терзать детей, ещё по-русски-то плохо выражающихся, английским, немецким и французским со второго класса, тут всё и началось! Двести метров стали неодолимым препятствием, ей-богу, как в войну. Никому не хотелось тратить зимой две минуты на одевание и одну минуту на пробег между школами. Весной и осенью, конечно, меньше. Добавьте ещё сумки с тетрадями и магнитофон, который всенепременно требовался учащимся до наступления компьютерной эры. Возможно, поэтому никто из сложившегося коллектива старшей школы в младшую, мягко говоря, не рвался. Простите за длинное отступление, зато теперь вся подоплёка «интриги» вам видна. И именно поэтому Эльзе с готовностью пошли навстречу, избавив старшеклассников от неё, а её – от них.

Казалось бы… 2-й, 3-й, 4-й классы… Что их воспитывать-то? Где притявкнул, где по головке погладил, там посмотрел сурово, тут помурлыкал ласково. Но Эльза пошла другим, непроторённым путём. Учитывая, что институт она закончила позже всей нашей компании, допускаю, что предмет педагогика сильно видоизменился и новые методы обучения подрастающего поколения узкими ручейками стали просачиваться в массы студентов и молодых преподавателей. У нас же страсть как любят новые приёмы и методы. Кто знает…

Короче, Эльза, решительно отринув все старые, используемые ещё при царском режиме приёмы, встала на новый педагогический путь. Если ей что-то не нравилось на уроке или она не могла справиться с расшалившимися детьми, она просто… уходила. Без «здрасьте», без «до свидания», без последнего «прости». И это ещё хорошо, если классный руководитель сидел тут же, в классе, тетрадки проверял на последней парте. В таких случаях он брал всё в свои руки, и дети успокаивались за 2–3 минуты. Но бывали случаи посложнее, когда классного руководителя не оказывалось за той самой последней партой. Вот уж ребятки тогда резвились! По полной! Один раз стул сломали, в другой раз палец… Одним словом, весело и с пользой проводили 45 минут, отведённых на изучение английского языка. И тут возникает естественный вопрос: а как всё это веселье отражалось на Эльзе, которая, между прочим, в эти 45 минут несла ответственность за данный конкретный класс? Ведь у нас даже с урока нельзя выгнать ребёнка – вдруг он в коридоре упадёт, поцарапается, лоб разобьёт? Отвечать за это будет тот, кто вёл в этот момент урок! Так как же? Что получила Эльза – выговор, вызов на ковёр, лишение премии? Ну, почти. Ценный молодой специалист получал утешения, заверения в том, что «дети, безусловно, ужасные», несколько раз завуч младшей школы лично присутствовала на её уроках и с помощью непререкаемого авторитета наводила порядок. Это было. А больше ничего не было. Хотя другим за неумение «поддерживать дисциплину» в лучшем случае давали по шапке. В худшем – по карману. Интересно, однако, девки пляшут…

Вперед