К сожалению, у Лили всё же имелся один недостаток, по крайней мере, в нашем коллективе я считаю это недостатком. Она была на сто процентов из тех людей, о ком говорят: «Кто везёт – на том и едут». Лиля категорически, ни при каких обстоятельствах не умела говорить «нет». Поэтому ей всегда подсовывали самые мерзкие классы, отнимали хорошие, давали немыслимую нагрузку и вынуждали по семь раз на дню мотаться как савраске из «большой» школы в «маленькую». Кстати, в отличие от «большой» «маленькая» школа до сих пор работает в две смены (спасибо, хоть не в три). Из сего факта вырисовывается довольно простенький вывод: наши коллеги приходили в школу к восьми утра и заканчивали в два, редко в три часа дня, а мы приходили к восьми утра, а заканчивали в шесть вечера. Иногда в пять. И работали с постоянными «окнами». Для тех, кто не знает: «окно» – перерыв между уроками. Допустим, по расписанию у вас стоит не первый, второй, третий и четвёртый уроки, а первый, третий и седьмой. То ещё удовольствие!

Поэтому я рада, что Лилю в конце концов оценили по достоинству и предложили место в железнодорожном техникуме. Наша богадельня с её уходом потеряла многое, а приобрела… Эльзу. А Лиля – мы иногда перезваниваемся – очень довольна своим новым местом работы. Местом, где ценят человека и считают, что первая обязанность студента – учиться. Как ни нелепо, у нас так не считают. Хотя мы и являемся общеобразовательным учреждением, а не помесью спортивного лагеря, детского сада и кружка хороших манер. Иногда мне даже кажется, что учиться в нашей школе и вовсе необязательно – других дел, что ли, нет?

Когда Лиля ушла, было, без сомнений, радостно за неё, но и грустно тоже, вы сами понимаете. Но, к счастью, в одиночестве я не осталась, со мной рядом была Ира.

Ира работать в нашей школе никогда не стремилась.

После окончания института она нашла себе необременительную работу в двух шагах от дома в детском садике «Золотой петушок», часть которого была отдана под частную школу. Туда набиралось всего четыре класса (с первого по четвёртый), ученики которых комфортно и без нервотрёпки оканчивали там младшую ступень, после чего детям приходилось переходить в нашу богадельню. (Простите, что злоупотребляю этим словом, но оно так подходит к нашему чудному коллективу!) Ирка отработала в «Золотом петушке» лет двадцать, после чего отдавать часть детских садов под школы запретили: маленьким деткам места не хватает – что, наверное, справедливо. А куда девать уже набранные четыре класса? Ясно куда. Потеснились, уплотнились, поворчали… Приняли.

«Петушковцы» при всех этих пертурбациях считали себя обиженной стороной, так как сливаться с нашей школой совершенно не стремились и даже активно протестовали, хотя и безуспешно. Поэтому наше руководство слегка поиграло в благородство: вновь пришедшим постарались создать наилучшие условия. Таким образом, Ирка, попавшая в школу в один год со мной, получила отдельный кабинет в младшей школе – неслыханная, ошеломляющая роскошь! А я получила отдельную каморку невероятных размеров (где-то два на три метра), в которой и попыталась расположиться вместе с Лилей, учительницей немецкого, двумя шкафами, тремя столами и зеркалом. Впрочем, в тот момент тема отдельного кабинета меня не волновала. Это потом она стала больной, животрепещущей и горькой. Но, как говорится, всему своё время.

С Ирой мы познакомились в приёмной секретаря, оформляя документы. Тогда Ира не произвела на меня впечатления: спокойная, неторопливая, даже медлительная, прямо как медуза… Словом, обладающая всеми теми качествами, которых и в помине нет у меня. Полнейшее несходство темпераментов. Где-то с год мы общались на уровне «привет-привет», а потом закрутилось. Я даже и не вспомню, как получилось, что мы стали общаться ближе, да это уже и не столь важно. А важно то, что сейчас я не представляю, как бы я проработала все эти годы без Иры. То самое несходство темпераментов, которое нас развело в самом начале, в конце концов вдруг накрепко нас связало.