А, может, он в меня за мозги мои светлые влюбился? Я, вроде как, одна из его любимиц... Круглая отличница, всегда на шаг впереди всех – и это несмотря на то, что мой мозг раньше десяти утра не просыпается!

Он ведь сам говорил, что просто обожает девушек, которые могут отличить Фибоначчи от Фаберже.

– Ну вот и дообожался! – осуждающим тоном попеняла я неизвестно кому в зеркале. – И что нам теперь с вами делать, Герман Данилович?

Я вздохнула и еще раз оглядела себя. В любом случае, что бы я не придумала, в таком ужасном виде эти вопросы точно не решаются. Тут бы косметику полностью смыть, и то хорошо.

Кое-как справившись с нелегкой задачей смывания водонепробиваемого макияжа, я снова вышла в коридор. Но в палату сразу не вернулась, чтобы присутствие тяжело дышащего и ставшего вдруг невероятно сексуальным Бессонова не сбивало с мыслей.

Подумать было о чем – например о престранном разговоре профессора с неким Оскаром, который вроде как оказался его братом и параллельно… главврачом этой самой больницы?

Во-первых, почему у обоих иностранные имена? Вроде как говорят без акцента. Да и менталитет у нашего профессора чисто «наш», российский… Может, родители – иностранцы? Или просто любители всего западного?

Во-вторых, с какой стати и каким образом Оскар собрался морить Германа Даниловича голодом? Мы, вроде как, не в тюрьме, а в больнице. По времени, для ужина, конечно, уже поздно, но вполне можно подкрепиться чем-нибудь в буфете, если сильно захочется.

Может, Оскар имел в виду странную диету, на которую подсел Бессонов – она ему явно не нравилась. Я фыркнула – неужели, наш профессор действительно питается кроликами и хомячками? Или это образно?

Меня вдруг осенило – это же наверняка та самая новомодная «диета хищника», когда полагается есть только мясо и больше ничего! Точно! Вероятно, брат Германа Даниловича о ней говорил – потому что больше не о чем! Говорят, эта диета жутко раздражает окружающих и вызывает беспокойство у родственников тех, кто ее придерживается.

Я вдруг хихикнула – заметила вдалеке, у стойки медсестры, автоматы с бутербродами и кока-колой. Купить, что ли, два бутера да подразнить Германа Даниловича? Может, с голодухи и не выдержит, хоть раз поест по-человечески?

В любом случае, есть хотелось не по-детски – я ведь даже не обедала сегодня, не говоря уже про ужин. Куплю один бутер, решила я. Дразнить никого не буду, но и прятаться тоже – меня ведь вроде как на ночь тут оставляют. Что ж мне теперь, вместе с Данилычем на пару голодать?

Пока рассуждала, подошла к автомату и, остановившись перед ним, принялась выбирать, что повкуснее.

– Не вздумай, – раздался позади знакомый уже мужской голос – да так близко, что я подпрыгнула от неожиданности. Как он умудрился настолько незаметно подобраться?! Я ведь даже шагов не слышала!

Ожидаемо, за моей спиной стоял Оскар – братец моего профессора, если я не ослышалась.

– Ч-что, не вздумай? – заикнувшись, спросила я. От пронзительно-ледяного взгляда голубых глаз по рукам побежали холодные мурашки, и стало не по себе.

– Не вздумай есть, пока не сделают все анализы, – не моргая, не сводя с меня пристально-холодного взгляда, объяснил Оскар. – Ты наглоталась речной воды в черте города – со всеми возможными химическими выбросами и загрязнениями, которые только существуют. Еда может помешать получить точную картину и разобраться, от чего тебя лечить. Если вообще.

От его лаконичности и совершенно безэмоционального тона стало почему-то еще страшнее, и я нервно глотнула. Какой неприятный человек этот Оскар – в отличие от родного брата…