Фрагмент лоджии Плавательного бассейна в Лужниках (фото автора начала 2000-х годов)

А. Власов открыто и честно признавался в том, по какому пути, в дальнейшем, согласно его мысли, должна была развиваться советская архитектура. В 1959 году в одной заметок, опубликованной на страницах печатного издания, он, в частности, подчеркнул:

«Единству стиля учит нас опыт прошлого, особенно такие эпохи истории культуры, как античная Греция, итальянское Возрождение, русский классицизм / … / Нет нужды доказывать, что архитектурный стиль не может быть одним для уникальных зданий и каким-то другим для массовых сооружений. При всём различии зданий, при всей специфике их внешнего облика они могут и должны иметь существенные общие черты, которые и создадут единство архитектурного стиля нашей социалистической эпохи».16

Вслед за появлением Лужников и высотного здания Московского университета перед градостроителями остро встала проблема связать между собой левый и правый берега Москвы-реки17. После ряда совещаний и полемики в архитектурных кругах столицы было решено создать беспрецедентный, не имеющий аналогов в мире, проект Метромоста.18 По его верхнему ярусу, который поддерживали 6-гранные столбы, должна была пройти автомобильная трасса, связывающая Комсомольский проспект со строящимся на юго-западе проспектом Вернадского. Нижний ярус – с металлическими инженерными конструкциями – должен был вместить в себя также застекленную станцию метро «Ленинские горы», с вестибюлями и подведенными к платформе эскалаторами.

Западные архитекторы, ознакомившись с проектом Метромоста в Москве, сразу же предсказали ему недолгую жизнь. При том уровне инженерии, который существовал в 1950-е годы в СССР, техническом оснащении и качестве строительных материалов вряд ли было целесообразно «отваживаться» на столь смелые эксперименты. Тем не менее, мост все же построили, и он на протяжении 30 лет был одной из достопримечательностей столицы19.

Воробьёвы горы (или, как их называли в советский период, Ленинские горы), обладающие хорошим микроклиматом и густо засаженные деревьями ценных пород, во второй половине 1950-х годов стали местом и для так называемого элитного строительства. Общеизвестно, что в ту пору «народ» и «партия» отнюдь не были едины, хотя об этом и громогласно заявляли лозунги на красочных плакатах. Обезличенная масса советских людей была отделена резкой гранью от представителей номенклатуры или, проще говоря, правящей верхушки.

Воробьёвское шоссе, пролегающее на тихой окраине тогдашней Москвы, незаметно начало «обрастать» высокими каменными заборами. Крашеные под охру, снаружи они получали достаточно элегантное оформление, в которым преобладали уже привычные детали классического декора – лепные вазоны, обелиски, руст и т. д. В стилистическом отношении эти ограды тяготели скорее к «архитектуре послевоенного десятилетия». Но, вероятно, далеко немногие из людей, ныне живущих в Москве, знают, что застройка Воробьевых гор начала формироваться отнюдь не во времена «великого генералиссимуса», а несколько позже – в «хрущевские» годы.

Разумеется, особняки для высокопоставленных партийных деятелей было крайне нежелательно демонстрировать широкой публике. Фотографии таких построек не тиражировались ни в средствах профессиональной, ни в массовой печати. Более того, на любое упоминание о них в ту пору было наложено «строгое вето». Даже чертежи, по которым они создавались, относились к разряду «закрытых документов».

Когда-то, в одной из государственных дач на Ленинских горах проживал сам Никита Сергеевич Хрущев, вместе со своими домочадцами, обслуживающим персоналом и пятью поварами. Некогда тут устраивались пышные приемы. Сюда приглашали Юрия Гагарина, славных кубинских революционеров и художника Николая Рериха.