Мое духовное странствие Издательство Атанор, Мария Тоонен

Перевод сделан по исправленному и дополненному изданию июля 2010

© Guram Kochibrolashvili, 2025

Все права защищены. Ни одна часть этой книги не может быть воспроизведена или размножена, в любой форме и любыми средствами, электронными и механическими, включая фотокопирование и запись, или сохранение в какой-либо воспроизводящей системе без письменного разрешения издателя.

Предисловие переводчика

В этой автобиографической книге писательница рассказывает о своём, продолжающемся всю её жизнь, поиске высшего. Рассказывает необычная душа, которая чувствовала себя как дома во многих религиях, и в то же время нигде не находила прибежища. Она чувствует себя как дома в Италии, России, Тибете, Индии, Индонезии, в древнем Египте… Уже в детские годы она встречается и с проявлениями возвышенной духовности, и с жестоким дном жизни. Для неё открыты дороги к высоким позициям в нескольких эзотерических иерархиях; она принята во внутренний круг этих эзотерических посланий, но занимает только самые скромные позиции, где-то на заднем плане, и через какое-то время уходит, чтобы следовать своему необычному Пути. В самом центре искристой, бьющей ключом жизни утвердившихся эзотерических школ она задаёт себе один и тот же вопрос: где же дом её души?

Любовь ко Христу, которую передал ей отец незадолго до своей смерти на войне, оказалась её путеводной нитью, и все знания и озарения, которые она получила в разных духовных традициях, нашли свой смысл и место в свете этой любви.

Гурий Гозалов

Гаага, июль 2010

Предисловие писательницы

Мои друзья не раз говорили мне, что я, будучи «искательницей истины», должна описать мои поиски в духовных сферах и опыт, полученный в нескольких эзотерических школах; также мои путешествия-паломничества. Описать столкновения и конфликты, которые я испытала вовне и внутри себя, и попробовать найти там «красную нить» моего духовного развития, моих поисков Бога.

Множество людей ищут внутренний свет, ищут Бога и размышляют о тайне жизни: кто мы и куда мы идём? Многие из них приходят к осознанию существования более высокой, творческой и вдохновенной, внутренней и внешней жизни, и об этом я и хочу рассказать.

Это автобиографическая повесть, но большая часть имён в ней являются вымышленными.

Мария Тоонен

Гаага, 28 мая 2010 г.

Вступление

С какой целью я опять воплотилась в этой жизни? Почему я позволила себе поддаться желанию зачаться в Индийском океане, когда мои родители возвращались на корабле во время своего «тропического отпуска» из Индонезии в Голландию?

Теперь, будучи в почтенном возрасте, я смотрю назад, на своё прошлое, и серьёзно спрашиваю себя: «Достигла ли я своей цели?» Я помню, что когда мне было одиннадцать лет, я сказала кому-то: «Я хочу очень много знать и своими знаниями помогать другим людям». Было ли это воспоминание из какого-то далёкого прошлого? Прошлых жизней? Помогла ли я другим парой лекций, с которыми выступила, духовными трактатами и статьями, которые написала, встречами с людьми и моими идеалами? Я познакомилась с несколькими эзотерическими школами, была в них ученицей и затем полноправным членом. Я с благодарностью насыщала себя знаниями, которые стали мне доступны там, и чтобы отплатить чем-либо, помогала им в их деятельности. Затем я покидала очередную школу, разочарованной, иногда с конфликтами, поскольку, очевидно, я была ещё недостаточно зрелой, чтобы мудро переработать опыт определённых ситуаций. Я получила много знаний, и передавала эти знания другим, но сомневалась в том, что это действительно улучшало мою или их жизнь. Может быть, во мне отсутствовало нечто важное, какая-то внутренняя «деталь»? Мои идеалы, знания и восторги были крайне далеки от реальностей моей жизни. Или, может, права была та женщина-теософ, которую я встретила в Южной Африке в 2002 году? Она сказала мне, что три года, которые я ребёнком, провела в японском концлагере, искалечили меня внутренне. По её мнению, люди с таким внутренним повреждением часто были не в состоянии заниматься чем-либо одним достаточно долго, и не могли ничего довести до конца. Для них в любой ситуации наступал рано или поздно особый переломный момент, и ситуация разрушалась. Я не исключала, что её мнение может быть до некоторой степени верным, но не восприняла это всерьёз, потому что хотя у меня и было много изменений в жизни: мои работы, замужества, членства в разных организациях, но все ситуации продолжались довольно долго, и я видела их отнюдь не как разбросанные во времени части головоломки. Напротив, я была рада этим переменам, потому что «настоящая» жизнь для меня – это изменение, рост, течение реки, а не то, что похоже на стоячую воду.

Но давайте исследуем это и посмотрим на мою жизнь пристальнее…

Глава 1. 1937 – 1950. Начало. Бывшая голландская Ост-Индия. Война. Возвращение в Голландию

Я родилась незадолго до Второй мировой войны в бывшей Голландской Ост-Индии (нынешней Индонезии), в городе Семаранг в центральной части острова Ява. Мои астрологические характеристики: Солнце в Рыбах, Луна в Деве и асцендент во Льве. Поскольку мои родители, Адельберт Тоонен и Доротея ван Хоф, были голландцами, я отношусь к категории «тоток»: так называют в Голландии всех родившихся от родителей-голландцев в Индонезии. После вторжения японцев в Индонезию моя мать, младшая сестра Марион и я, вместе с сотнями других женщин и детей, были заключены в японском концлагере под названием Ламперсари, находившемся в Семаранге.

Мой отец был взят в плен, после четырёх дней сражения голландской и индонезийской армий против во много раз превосходящих и лучше вооружённых сил японцев, и был заключён в лагерь для военнопленных. Он умер в этом лагере незадолго до конца войны, 23 декабря 1944 года. Лагерь находился где-то возле Батавии, нынешней Джакарты, там мой отец и был похоронен. Несколько лет назад я попросила общество «Военные захоронения» найти его могилу, но это им не удалось, поскольку там всё сравняли с землёй. Я постаралась, чтобы имя его было внесено в Книгe памяти всех голландцев, погибших в Индии.

Мы с сестрой мало что помним об отце. Мы выросли в Голландии, и отсутствие отца было серьёзной помехой для нашего взросления, как и для всех детей, которым недоставало в детстве отца или матери.

Мой отец, должно быть, предчувствовал, что он безвременно расстанется с нами, ещё до того, как разразилась война. Моя мать передала мне как-то страницу из его записной книжки и даже сейчас слёзы подступают к моим глазам, когда я читаю на этом листке переписанные его рукой строки из стихотворения Роланда Холста «Пахарь», которые, к сожалению, оказались пророческими для нашей семьи:

Пшеничные колосья

Я не увижу больше,

И больше не смогу

Вязать снопы.

Но утверждает мою веру то,

Чему служу я,

И жатва, знаю,

Придёт опять…

Мои родители уехали в Индонезию в тридцатых годах, желая строить там своё будущее. Они поселились в Семаранге. Мой отец был бухгалтером в торговой фирме, а мать – помощником главного бухгалтера в другой фирме. Они оба были музыканты, и мой отец, который в своё время учился у знаменитого дирижёра Эдуарда ван Бейнума, много раз выступал с концертами для индонезийского радио. Моя мать прекрасно играла на скрипке, и в самом начале заключения, когда японцы ещё позволяли это, она несколько раз давала скрипичные концерты для своих солагерниц. Ей аккомпанировала на рояле её американская подруга Рода Йонгсма, которую мы звали тётя Рода.

То немногое, что я помню о своём отце, это его любовь к нам, двум своим дочерям, его прекрасная игра на фортепьяно и его рассказы о Библии и об Иисусе Христе. Когда он играл и читал нам, это было для нас всегда большим событием. Я помню, как мы бывали расстроены, когда он, подыгрывая себе, напевал сказку о птенце, который вылетел из своего гнезда и заблудился, а вернуться в гнездо уже не смог. На этом месте мы начинали всхлипывать. Отец также часто музицировал вместе с матерью, но от их дуэта у меня остались только неясные, светлые воспоминания.

Моя сестра Марион родилась в конце 1938 года. Это случилось в католическом госпитале Св. Елизаветы в Семаранге, где медсёстрами были монашки. В их обычае было нести ребёнка сразу после рождения к священнику, для крещения, не спрашивая разрешения родителей. Но мой отец, который был католиком, и моя мать, которая была протестанткой, не возражали.

Моя мать рассказывала мне впоследствии, что отец познакомился в Индонезии с масонами, и стал членом масонской ложи. Он относился к этому очень воодушевлённо и с полной серьёзностью. Мать не могла разделить эти его занятия, поскольку женщины в то время в масонство не допускались, а членам ложи было запрещено рассказывать не-масонам что-либо о масонстве. Тот факт, что мой отец был масоном, я глубоко прочувствовала намного позже, когда в 1995 году я вступила в ложу смешанного масонства.

До того, как разразилась война, наша маленькая семья жила в доме с садом, за которым ухаживал кебон (садовник). Большой газон должен был быть всегда подстрижен, чтобы не привлекать туда змей. По этой же причине мы держали гусей. Были также служанка Сис, и няня с помощницей, которые ухаживали за мной и моей сестрой, джонгос (слуга) и кокки (повар). Любовь, которую мы получили от этих людей в те несколько лет перед войной, дала очень ценное для нас, тёплое внутреннее основание для нашего будущего. Я очень благодарна моей родине, Индонезии, за этот дар в самом начале моей жизни, потому что в последующие военные годы мы с сестрой почти не знали любви и безопасности. Это была судьба очень многих: тех, кто вскоре после войны, в статусе репатриированных, лишённые всего достояния, без матерей, отцов, сестёр и братьев, возвращались в Голландию.