– Но фуры продолжают ехать в город, – напомнила Мика.

– На половину порожние, да и жителей там добавилось. Беженцев ты видела? – Джим выпрямился. Его лицо, обычно открытое, теперь казалось задумчивым. – Городу самому не хватает. Нельзя двадцать лет кряду подчищать вокруг и ждать, что там откуда-то что-то появится. Он пытается собрать с нас всё больше. Больше скота, больше зерна. И деревня, и город не понимают, что ресурсов не добавилось. Странно, что Натан… Хотя, нет, думаю, он всё прекрасно осознает, просто сделать ничего не может.

Мика зашла в кухню, толкнув дверь плечом. Покойная жена Джима устроила всё наилучшим образом. То, как стояла мебель, высота полок и количество посуды выдавало, что здесь когда-то готовила опытная и рассудительная хозяйка. Здесь она могла бы готовить с закрытыми глазами. Ей будет горько уходить отсюда.

– Чем ужинал? – Она заглянула в кастрюлю. – Перловая… – Аппетита меню не вызывало.

Они уселись за стол. Джим пил молоко и глядел на улицу. Тусклая лампа под потолком работала от аккумулятора, который заряжали солнечные панели. Иногда она моргала, предупреждая о своей скорой кончине.

– Джим, ты дашь мне лошадь? – Мика приложила усилие, чтобы не выдать волнение.

– Конечно.

– Я не прошу. Я уезжаю. С твоей лошадью или без.

Он резко обернулся, бровь дернулась.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи?

Мика стиснула зубы. В груди закипело.

– Я хочу вернуться на юг. Вернее, я возвращаюсь на юг, – твёрдо заявила она в надежде избежать спора.

– Ты даже дорогу не найдёшь!

Она замерла, не донеся ложку до рта. Столько времени она здесь живёт, а всё не привыкнет, что кто-то о ней заботится.

– Я знаю дороги, по которым не ходят даже звери.

– Да, потому что почва там ядовитая, а вода отравлена. – Лицо Джима потемнело. – О чём ты говоришь? Какой юг? По-твоему, с тех пор, как твоя семья сбежала оттуда, жить там стало легче? Это что-то из сказок, ей богу…

Мика отложила ложку и угрюмо уставилась в тарелку. «Он меня спас, а я вот так…» – мелькнуло в голове, но она тут же подавила мысль. Нет. Она не дерево. Не будет сидеть и ждать, пока сгниёт. Она хотела по-хорошему, но теперь придётся украсть лошадь. Что ж, пусть. Обиды Джима она уже не увидит.

– Значит, считаешь, это плохая идея. – Она постаралась говорить ровно.

– По-моему, я выражаюсь ясно. – Джим поднялся, плеснул из кувшина воды в стакан, сполоснул его от остатков молока и выпил. – Аманда рассказывала, что говорили ей те, кого привезли в город с юга. Там не осталось ничего, кроме трясины, тростника и кувшинок. Там банды режут друг друга за банку гороха! – Джим ударил кулаком по столу. – Аманда видела парня, которого привезли в город. Без ног! Их ему отгрызли, понимаешь?! Людям не место на болотах. – Он положил широкую ладонь Мике на плечо и сжал. – Хватит! Пойдём спать.

Мика слабо улыбнулась, пообещала доесть ужин и сразу лечь. Но прежде, чем пойти к себе, помыла посуду, раздумывая, как поступить.

В комнате уже хорошо протопилось. Улегшись в постель, Мика закрыла глаза, вспоминая, что видела во время путешествия с юга сюда. Некоторое время она слышала шаги Джима в большой спальне. Вот он закрыл дверцу шкафа, куда повесил одежду, подвинул стул, оставив под ним обувь, а потом скрипнула кровать, когда он сел: Джим закончил неизменный вечерний ритуал. Наступила тишина.

Перед тем, как сон заставит сомкнуться глаза, появлялось сосущее ощущение как перед дракой или в преддверии чего-то страшного. От будущего Мика ждала ничего кроме боли. То же самое она ощущала после смерти матери, когда они покинули общину и поселились в лесу недалеко от побережья. Произошедшее с братьями и отцом стало закономерным итогом: их выбор погубил их. А Мика убедилась, что предчувствие её всегда сбывается.