Минута, другая. Монитор протяжно запищал. В испуге Ваня сделал шаг назад и задел медицинский столик, на пол посыпались инструменты. Под ногой раздался хруст стекла упавшей пустой ампулы.

Ваня открыл глаза. До слуха снова долетел хруст. Он повернул голову и увидел только открытое окно. Белую занавеску колыхнуло дуновением теплого ветра. На раме висел обломок сосульки, с которого капала талая вода.

Приподнявшись на локтях, Ваня осмотрелся. Он лежал на кровати в небольшой спальне со шкафом, креслом и письменный столом, на котором лежали паяльник и разобранный прибор. Едва уловимо пахло канифолью.

С большим трудом он сел. Внутри всё дрожало, тело будто налилось свинцом и почти не слушалось. Казалось, он поучаствовал в боксёрском поединке.

– Эй? – позвал Ваня и испугался хрипа, который издал неожиданно для себя.

Никто не ответил.

Хватаясь за прикроватную тумбу, он попытался встать, но в глазах потемнело. Каждое движение давалось с трудом, словно тело находится под водой.

Ваня медленно провёл ладонью по лбу, по волосам и встал. Едва дыша, он вышел в коридор. В спальне справа, также скромно обставленной, никого не нашёл. За следующей дверью оказалась кладовка. Затем он очутился в маленькой гостиной, отделенной узким холлом от кухни. Там, на обеденном столе тоже стоял кувшин, но с белой жидкостью, похожей на соевое молоко. Ваня не стал лазать по шкафам в поисках кружки – слишком долго, – и напился через край.

В открытое окно с улицы донесся стук.

Опираясь о стол, Ваня выглянул. На лужайке перед домом щуплый парнишка, одетый в джинсы и тускло-желтую куртку, колол дрова. Он стоял спиной и не мог видеть, что за ним наблюдают. Тут же лежала собака, довольно крупная и лохматая. Она заметила его и подскочила, виляя хвостом. Парнишка обернулся, а Ваня опешил: на самом деле это была девушка. Большеглазая, с очень полными губами. Тёмные волосы, стриженые по-мальчишески, торчали в стороны. Её правую щёку от подбородка до виска пересекал застаревший рубец. Собака залаяла, и девушка топнула ногой.

– Тихо! – прикрикнула она на английском, затем, растянув большой рот в улыбке, весело обратилась к Ване: – Хэй! Привет.

У него снова заплясали круги перед глазами, он вцепился в стол, чтобы не свалиться. Девушка бросила топор и побежала в дом. Прямо в обуви она влетела в кухню, схватила стул и подставила.

– Ты окей? Все в порядке?

– Окей.

– Как тебя зовут? – Девушка склонилась и заглянула ему в лицо.

– Ваня… – прохрипел он, привыкший к тому, что на станции все называли его русским именем.

– Wanna? What do u wanna? – спросила девчонка, посчитав, что он пытается сообщить ей о чем-то, что ему нужно.

– Ваня. А, да… Call me John.

– Джон? Окей. Я Мика. – Она протянула ладонь для рукопожатия, довольно широкую. Он пожал ее. Кожа на тыльной стороне была сухой и шершавой. Тут же из-под локтя вынырнула собачья морда. – А псину зовут Баки.

Пес понюхал голые Ванины ступни. Мика покачала головой.

– Зачем ты встал? Пол холодный, я проворонила печь. Подожди. – Она скрылась в доме и вышла с одеялом, в которое и укутала его. – Посиди тут. Я сейчас.

Через минуту другую она вернулась с мужчиной, которого представила, как Джима.

– Приколись, Джим, – обратилась она к нему, – его тоже зовут Джон. – И следом шепнула: – По-моему, он не понимает по-английски.

– Я понимаю, – объяснил Ваня. – Я не до конца проснулся.

Джим ухмыльнулся.

– Значит, тезка. Зваться Джоном в Америке всё равно что, зваться никем. – Он всматривался в лицо Вани, видимо, ждал, поймёт ли он шутку. Ваня кивнул Джим засмеялся – видимо, решил, что контакт налажен. – Как ты, приятель?