– Мика?

Она вскинула голову. Джим, хмурясь, вышел на трап.

– Что-то случилось?

– Ничего. Что там? – Мика кивнула подбородком на рюкзак в руках Джима.

За спиной Джима возник Маркус.

– Лекарства. Вот что, трясти… парня сейчас опасно. Как и оставлять и дальше лежать на земле. Этак мы останемся без ответа, что внутри этих… – он указал рукой на громадину справа, подбирая слово, и Джим пришел на помощь.

– Я думаю, это грузовые отсеки.

– Да. Мы не узнаем, что внутри, если угробим…

– Пилота, – снова помог Джим. – Возьму его рюкзак и аптечку.

Мика повернулась к парню лицом.

– Ну, тогда едем домой.

Они последовали плану Маркуса: взвалили пилота Джиму на закорки, и так вдвоем те и поехали. Попутно внимательно смотрели и слушали, не объявился ли кто поблизости. По их напряжённым лицам Мика поняла: все осознавали невероятность происходящего. Больше понимал Джим. Он все детство провел в бункере и не раз слышал, что откуда-то должны вернуться «главные люди» и что-то решить. Вроде бы спасшиеся ждали разрешения покинуть убежище. Одни боялись выйти на поверхность из-за радиации, мирились с голодом и пугающей неизвестностью. Другие ругались с ними, твердили, что ждать давно некого, что они мертвы и пришло время спасаться самим.

Об этом Джим рассказал по пути к дому. Мика внимательно слушала, как и шериф.

– И что же? Вышли? Не стали больше ждать? – спросил Маркус.

– Нас выпустил Бэйли.

Мика насторожилась.

– Он из тех самых, что ли?

– Почти. Он спасался в соседнем бункере. Он был из руководства на наше счастье и многое знал о проекте. Потому и сумел быстро организовать людей.

– За прошлые заслуги ему зачтется, – жестко произнес шериф. – Но только он очевидно утратил хватку.

Мика поглядела на Джима, ожидая его ответа, но увидела лишь, как он стиснул зубы. Он промолчал.

Домой вернулись, когда уже смеркалось. Пилота перенесли в комнату Джима и стали раздевать. Пришлось повозиться с его облачением.

– Черт, – ругнулся Джим, стянув ботинки. – Какой-то скафандр тонкий. У нас в бункере защитный костюм выглядел надежней. Я надеюсь, он не получил облучение, – размышлял он вслух, уперев руки в бока.

– А что это такое? – осведомился Маркус.

– Отвратная штука. Лучше вам не знать.

Укрывая парня, Мика заметила, что лицо у него как будто красное, и приложила руку ко лбу.

– Джим, у него лихорадка.

– Да ну. – Джим тоже проверил. – Твою ж… Неси воду обтереть. Маркус, давай-ка разденем его.

Мика суетливо побежала на кухню. Вынув тазик из шкафчика, она вдруг ощутила, как дрожат руки и пару раз сжала и разжала кулаки, потрясла кистями, прогоняя волнение. Когда она вернулась в комнату, пилота уже раздели, и при виде его торса не удержалась от восклика.

– Что за ужас?!

Правую часть тела, руку целиком и шею покрывал уродливый бугристый шрам от ожога, затянутый грубой кожей, явно застарелый.

Джим забрал таз с водой и поставил на прикроватную тумбу.

– Следи за ним. Я прикину, что можно дать из того, что есть в его аптечке. Маркус, пойдем, поговорим.

Мужчины вышли. Мика намеревалась подслушать их разговор, но вместо этого присела на край кровати, сжимая в руках маленькое полотенце. Что-то подсказывало ей, что все теперь пойдет по-другому.

Она намочила ткань, отжала, затем отерла парню горящее лицо и после положила полотенце ему на лоб.

Обтереть тело она постеснялась.

Ваня метался во сне от старого кошмара, но просыпаться не спешил. Его ждали страдания матери, он знал, чем кончится сон, но хотел увидеть её глаза. Живые, а не на экране монитора.

Он снова взял шприц и наполнил его. Пугающе иссохшие руки матери плетьми лежали на белой простыне, на них не осталось места от многочисленных инъекций; вены сожгла химиотерапия, поэтому он ввёл препарат в катетер в паховом сгибе.