– Я сделал УЗИ. Ему там порядком тесно.

До родов оставалось предположительно две недели.

– Тревор, – позвала Аня. – Ты не сообщил результатов теста. Я переживаю.

Гудчайлд пытался рассчитать, может ли небольшое отклонение в силе притяжения на станции повлиять на нервную систему ребенка. Ребенка, ставшего сенсацией на борту. Да куда там: во всем мире.

Человечество, поредевшее после пандемий, войны и климатических катастроф, десятилетиями боролось с бесплодием. Искусственные гормоны не помогали.

Аня забеременела спустя два года пребывания на «Ковчеге». Эта беременность похоронила последние надежды Тревора забрать любимую женщину у соперника. Он метался между профессиональным долгом и личной обидой.

– Важно сохранять спокойствие, – твердо велел Саркисян. – А результаты отличные.

Аня шумно вздохнула. Из-за размера живота ее мучила одышка. Когда он надевал ей пульсометр, пальцами намеренно скользнул по запястью чуть дольше необходимого – достаточно, чтобы увидеть, как дрогнули ее ресницы.

– Тебе следует чаще и дольше оставаться в оранжерее, – посоветовал он, когда датчик показал низкий уровень кислорода. – И вообще, Дарен, как считаешь, может, ей лучше перебраться туда насовсем? Что если ребенок в невесомости повернется не так или обмотается пуповиной?

Тревор посмотрел на врача в ожидании, что тот скажет. Саркисян задумчиво потер подбородок.

– Да. Это разумное предложение.

– Мне переехать в оранжерею? – Аня отвернулась на секунду от Тревора, когда Дзянь задрала ей рукав. – Где я буду спать? А мыться? И ходить в общий туалет придется?

– А что такого? Зато медицинский отсек под боком, – поддержала Дзянь, стуча пальцем по шприцу.

– Вы что, привяжете меня к кровати? – Аня сложила руки на груди. – Посреди лаборатории. Когда я успела стать мышью? – Ее взгляд из-под опущенных ресниц казался Тревору обвинением. – Еще неделя и я рожу. А пока буду сидеть в каюте. И ты, Тревор, если тебе так нравится, носи мне подносы с едой. Потому что я даже мужу запретила обращаться со мной, как рабу с хозяйкой.

Тревор подошел к ней и щелкнул по носу – слишком резко, чтобы это было по-дружески. Аня слегка расширила глаза.

– Не спорь, – велел он.

Аня, смеясь, ткнула его в ответ пальцем в бок. Этот фамильярный жест обжег, как раскаленная игла.

– Ладно. Ставьте уже укол. Вы все меня утомили.

Аня ушла, и Тревор снова проверил оборудование у родильного места – всё должно быть идеально. Гудчайлд хрустнул пальцами, уселся за докторский стол и задумчиво уставился в ширму, за которой темнели очертания аппаратуры.

– Как же так? Я предусмотрел всё, чтобы сохранить жизнь, а о рождении новой даже не подумал.

– Снова гипнотизировал видео? Не надо так, Тревор, – погрозил пальцем Саркисян.

Гудчайлд действительно не раз пересматривал съемку с крысами, выношенными в невесомости. Эксперимент провели в восьмидесятых. У животных повредился двигательный аппарат из-за отсутствия гравитации. Они ползали по клетке, волоча безвольные ноги.

– Отклонение в ноль запятую не так ужасно, как гипоксия и прочие прелести, поджидающие при родах. Но хуже всего паникующий врач, нервирующий пациентку. Так что я выписываю тебе успокоительное, – твердо произнес Дарен.

Он вынул из ящика бутылку виски и с грохотом поставил на стол.

Тревор хмыкнул. Прямо на стуле он подкатил к Дарену.

– Когда свяжемся с Землей, уточни, есть ли у них беременные. Единственная задачка, которую я не в состоянии решить, – с досадой произнес Тревор. – Надо что-то делать с приростом населения в бункерах. Или никто не встретит нас.

– Если проживем здесь три или четыре поколения, то – да. Вполне вероятно. Будем надеяться, что сможем вернуться раньше.