Он отправился спать первый, и до глубокой ночи Эхо слышал его раскатистый храп. Возникло даже опасение, что такой громкий звук разбудит всех кролебыков в округе и приманит их сюда своей грубой, но изысканной мелодичностью, однако обошлось. Через шесть часов громила проснулся и, полный сил, поднялся обратно на сторожевую позицию на крыше винтокрыла. Эхо передал ему единственный на двоих прибор ночного видения. Для него лес погрузился во тьму, а для Аваста, наоборот, обрел ярко-зеленую жизнь.
– Ну как? – спросил гигант, вскрывая своими титановыми ручищами консервную банку с едой.
– Тихо. Топталась еще пара особей, но ушла, – сообщил сводку морпех и перешел к главному: – Каспер выходил на связь.
– И как? Что там у них? – слышался из темноты грубый голос Аваста.
– Электростанция защищена сильнее, чем ожидалось, но они придумали какой-то гениальный план, как попасть туда и зарядить батареи.
– Вот как…
– Каспер сказал, дело верняк.
– Хозяин знает, что говорит, – согласился Аваст.
– И он еще раз попросил сохранить воробушка. Повторяю за ним дословно.
– Ладно, с этим мы справимся. Удачного сна, Иероним, – неожиданно вежливо сказал бугай, назвав Эхо его марсианским именем.
– Давай.
Эхо направился к спуску с крыши, но в последний момент обернулся. Темнота стояла немыслимая, и он ориентировался в основном наощупь. Аваст же прекрасно его видел в ПНВ.
– Разбуди, если наши снова выйдут на связь, – попросил морпех. – Как-то болит душа.
– Непременно. Ни о чем не беспокойся.
Эхо кивнул в направлении своего напарника и спустился в кабину. Он закрыл двери и наконец включил фонарик без риска оказаться увиденным с другого края тайги. Свет принес небольшую долю уюта, но и усилил страх. Прожив почти десять лет в бункере, Эхо погряз в мирной жизни, которая была у него, когда его звали Иеронимом, и уже позабыл, каково это – ночевать в полном ужасов мире, где опасность скрывается всюду, буквально на каждом клочке земли. Он вздохнул и воззвал к своей офицерской выучке. Тесное для семерых путешественников пространство винтокрыла оказалось довольно просторным для одного уставшего морпеха. Он развернул сиденья второго ряда, чтобы они смотрели в сторону освободившегося грузового отсека, растянулся на них и заснул.
Время перестало течь – и очень кстати. От усталости на вояку нахлынул ужас бредовых переживаний чего-то необъяснимого, но вовлекающего в себя все его мысли. Какое-то мучительное безумие терзало звенящий разум и крутило забитые мышцы. Подобные ощущения были в его первую ночь на Земле, когда их отряд десять лет назад прилетел с Марса, – акклиматизация на новом месте, за многие километры от дома. Но тогда морпех был полон сил, и его поддерживали тонизирующие напитки, а теперь… На другом конце света, с его особыми, еще более извращенными и коварными оттенками климата, чем на Марсе, Эхо будоражило, штормило и выворачивало наизнанку. Он опускался все глубже в колодец телесного ада. Ночевка в относительно безопасном месте, в кабине, не придавала ему сил, а наоборот, высасывала их все больше. Как будто какой-то невидимый враг присосался к его телу, беззвучно в него проник и стал выкачивать жизнь.
Простой человек так бы и умер, но Эхо был самым тренированным представителем своего вида на Земле. Он прошел пять лет интенсивного обучения в марсианской военной школе и по результатам физических и интеллектуальных испытаний был избран в отряд из двадцати спасителей человечества. В общем, непростой малый. Хотя его кости, мышцы и созрели при марсианской гравитации, которая в три раза слабее земной, и не могли похвастаться силой некоторых здешних богатырей, в остальном он был безупречно натаскан и, самое главное, ментально подкован в плане таких вещей, о которых даже не знал. Перед полетом на Землю морпехов тренировали и днем, и ночью. Ночью в прямом смысле – во время сна их подсознание наполняли всеми возможными инструкциями по выживанию в Пустоши. Одна из таких сработала в тот момент, когда тело Эхо уже готовилось отдать душу богу, или дьяволу, или кто там правил в этом посткорпоративном мире.