– Это – «Ключ», – прошептал Вейсс, и в его безжизненном голосе впервые прозвучали нотки чего-то иного – лихорадочной страсти, почти религиозного трепета. – Он не просто артефакт. Он… врата. Врата в реальности, где законы физики… податливы. Где кристаллы не просто резонируют – они поют симфонии энергии. – Он повернулся к Элиасу, его глаза стали абсолютно черными, бездонными. – Но «Ключ» спит. Ему нужен толчок. Мощь. Чистая, неискаженная мощь. Та, что способен дать только… «Громовержец», модифицированный вами под его уникальные резонансные частоты.

Он положил пульсирующий «Ключ» рядом с чертежом «Росинки». Контраст был жутким: символ надежды и символ неведомой бездны.

– Помогите нам зарядить Ключ. Проведите первый пробный запуск портала… – Вейсс наклонился чуть ближе. Его дыхание пахло… ничем. Полной пустотой. – …и ваша «Росинка» останется вашей маленькой тайной. Орден даже… предоставит вам чистые кристаллы для ваших опытов. – Пауза стала ледяной. – Откажетесь… – Взгляд скользнул по чертежу «Росинки», потом впился в глаза Элиаса. – Измена. Утайка стратегических технологий. Расстрел. Ваше имя – грязь на века. Ваш отец… – Он сделал едва заметный жест рукой. – …разделит вашу участь. Гильдия Механиков не защитит предателя.

За окном погас последний уличный фонарь в казарменном городке. Снег валил густыми, тяжелыми хлопьями, быстро погребая грязь и металл полигона под белым, безмолвным саваном. В комнате оставался только пульсирующий свет «Ключа», отбрасывающий на голые стены странные, пляшущие, словно живые, тени, и ледяной, нечеловеческий взгляд Вейсса.

Темнота сгущалась, становясь осязаемой, вязкой. Ловушка захлопнулась. Бездна зияла у ног.

– Когда? – спросил Элиас, и его собственный голос прозвучал плоским, лишенным эмоций эхом.

– Через три дня. Полигон «Молот». Будьте готовы. – Вейсс повернулся к окну, к падающему снегу. Его силуэт сливался с тьмой. – Ибо бездна не спит, механик. И она взыскует ключа. Отказать ей вы не властны.

Элиас вышел в холодный, пропитанный запахом угля и снега коридор. Воздух обжег легкие. Он разжал кулак. На ладони, смешавшись с запекшейся кровью от осколков «Росинки», лежали крошечные, все еще теплые осколки чистого кварца. Они мерцали последним, угасающим светом. Игра в кошки-мышки закончилась. Начиналась игра на выживание. С бездной. И с Орденом.

Дым над полигоном «Молот» был не просто дымом. Он был воплощением катастрофы, вязкой и едкой субстанцией, въевшейся в самую материю этого места. Три дня он не рассеивался, затягивая горизонт грязно-серым саваном, пропитывая шинели солдат горечью, оседая на латунных портсигарах офицеров, заползая в легкие всех, кто осмеливался дышать полной грудью, оставляя на языке привкус пепла и расплавленного металла. Он был памятником, скорбным и ядовитым, воздвигнутым над руинами надежд и амбиций Ордена Семи Зубьев.

В центре этого адского пейзажа, как гигантский мертвый зверь, лежал «Громовержец». Колоссальная машина войны, некогда грозная и совершенная в своей механической мощи, теперь представляла собой лишь груду искорёженного, оплавленного металла. Его броня, способная выдержать прямой удар полевой пушки, была разорвана изнутри, словно бумага. Из центральной раны – зияющей дыры, где некогда пульсировало сердце кристаллического реактора – сочилась, пульсируя слабыми вспышками, сине-фиолетовая жижа. Это была не просто охлаждающая жидкость или масло. Это была кровь. Кровь уникальных, нестабильных кварцев, выплавленных по чертежам доктора Вейна, кристаллов, чья энергия должна была открыть врата в иные миры, а не стать топливом для самоуничтожения. Жижа медленно растекалась по обугленному грунту, шипя и испуская мелкие, ядовитые пузырьки, оставляя после себя стекловидные, мертвенно-сиреневые дорожки.