– О, по-разному! – Брик весело хлопнул себя по ляжке. – Иногда веером вбок, рисуя узор на стене. Иногда резко вверх, сбивая лампы. – Его усмешка исчезла. – А однажды… стволы заклинило при разгоне. Давление пара рвануло назад. Прямо в бедро оператора. Кость вдребезги. Теперь он на протезе, в канцелярии. Так что не стой прямо за ним при тестах. Принцип.

Элиас осторожно прикоснулся к корпусу подающего механизма. Вибрация. Она была ненормальной, резкой.

– Можно посмотреть механизм синхронизации паровых толкателей и подачи патронов? – спросил он, уже мысленно разбирая узлы.

Брик замер, потом громко, раскатисто засмеялся, звук похожий на скрежет шестерен.

– О, да ты сразу лезешь в самое пекло, к сердцу зверя! Мне это нравится, Верн! Добро пожаловать в «Чудовища»! Бери инструмент. Начинаем вскрытие.

Первые две недели Элиас был «салагой» в чистом виде. Его удел – чистить бесконечные, замасленные до черноты детали в едком растворителе, от которого слезились глаза и першило в городе; слушать виртуозную, многоэтажную ругань механиков, когда очередной узел не поддавался или ломался; и учить новый, грубый и образный язык военных инженеров. Здесь не было «кинематических пар» или «коэффициентов трения». Были «сопливые сальники», «залипающие хулиганы» (заклинившие клапаны), «адские кофемолки» (трансмиссии) и «плевки дьявола» (выбросы перегретого пара). Академические знания были фундаментом, но реальность требовала совсем других инструментов – и физических, и ментальных.

Все изменилось в день очередных испытаний «Молота». Полигон за казармами был изрыт воронками и усеян обломками мишеней – немых свидетелей предыдущих неудач.

– Опять! Чёртов ненасытный ублюдок! – Лейтенант Брик в ярости швырнул свою прочную, но помятую каску на мерзлую землю. Она подпрыгнула с глухим стуком.

«Молот» дымился, как маленький вулкан. Шесть стволов раскалились докрасна, излучая волны нестерпимого жара. Воздух над ними дрожал и искривился. Элиас, стоявший в стороне с блокнотом, наблюдал не за мишенями, а за самим оружием. Он видел, как завихрения раскаленного воздуха искажали пространство над стволами, как дрожала станина от дисбаланса.

– Проблема в системе охлаждения, лейтенант! – крикнул Элиас, перекрывая шипение пара и ругань механиков. – Воздушные каналы расположены неудачно! Турбулентность, которую они создают при выстрелах – она как стенка! Она сбивает поток пороховых газов и пулю на выходе! И перегрев усугубляет дисбаланс!

Брик резко обернулся, прищурив единственный здоровый глаз. Грязь и сажа на его лице смешались с потом.

– Турбулентность? – переспросил он скептически. – И что ты предлагаешь, академик? Чертёж на салфетке набросать?

– Дайте мне три часа и двух механиков! – ответил Элиас, уже мысленно видя решение. – И автоген.

С разрешения лейтенанта, скрепленного матерным восклицанием, означавшим «Валяй, но если сломаешь – голову оторву!», Элиас взялся за дело. Он не стал разбирать весь агрегат. Работая быстро и точно, он переставил патрубки подвода охлаждающего воздуха, добавил дополнительные радиаторные ребра на самые горячие узлы и, самое главное, изменил угол расхождения стволов на микроскопические доли градуса, используя лазерный уровень (редкая роскошь в отделе). Работали автогеном, напильниками и интуицией.

Когда «Молот» снова завыл, набирая обороты, напряжение висело в воздухе гуще порохового дыма. Элиас замер, сжимая в кармане старый отвёрточный набор деда. Первая очередь… ровный, слитный рев, а не прерывистый кашель! Пули слились в единую смертоносную струю, аккуратно срезав ряд мишенных щитов на заданной дистанции. Ни дыма, кроме нормального выхлопа. Ни перекоса. Стволы раскалились, но не докрасна. Механик у пульта управления оглянулся с недоумением и… улыбкой.