Он говорил, а я смотрел на его руки. Ухоженные, с идеальным маникюром. Руки человека, который никогда не марал их настоящей работой.

– А если повезёт, – продолжал он, понизив голос, – то и министром. Или даже… – многозначительная пауза. – Вы понимаете, о чём я.

Я понимал. Костюмы от лучших портных. Интервью на федеральных каналах. Форумы, где говорят правильные слова, пожимают руки и ничего не решают. Жизнь в золотой клетке системы.

И ни одного настоящего слова. Ни одного реального дела.

– Я благодарен за предложение, – сказал я тогда. – Но предпочту оперативную работу.

Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Возможно, так оно и было.

– Это ошибка, Прокопенко. Там грязь, риск, никакой перспективы. Зачем вам это?

Я не сказал ему правду. Что не верю ни единому слову, которое произносится в этих кабинетах. Что вижу фальшь за каждой улыбкой, за каждым рукопожатием. Что хочу делать что-то настоящее, даже если это "что-то" будет грязным и опасным.

Я просто кивнул и вышел.

Иногда, в редкие моменты слабости, я представляю, какой могла бы быть моя жизнь, выбери я тот путь. Кабинет с видом на Москву. Власть. Уважение. Семья, возможно.

Но потом вспоминаю пустоту в глазах тех людей. И понимаю, что сделал правильный выбор.

Даже если этот выбор привёл меня сюда – в гостиничный номер, с фальшивой личностью и заданием.

Стоя перед зеркалом в номере, я всматривался в собственные глаза. Там, в глубине, жил человек, которого я знал лучше всех и одновременно не знал совсем. Александр Прокопенко. Саша. Агент под прикрытием.

Многие не понимали моего выбора. Перспективный выпускник с блестящим будущим, выбравший полевую работу вместо кабинетной карьеры. Работу, где приходится жить чужими жизнями, спать с открытыми глазами, не доверять даже собственной тени.

Но у меня не было выбора. Не после той ночи разделилившую мою жизнь на "до" и "после". Когда мой отец использовал свои связи, чтобы замять дело, словно ничего не произошло. Словно погубленная жизнь ничего не стоила.

Тогда я впервые увидел систему изнутри. Увидел, как работают эти невидимые нити власти и привилегий. Как легко стереть правду, если у тебя достаточно денег и связей. И понял, что никогда не смогу стать частью этого механизма.

В поле всё иначе. Здесь нет места фальши – она убивает быстрее пули. Здесь ты либо настоящий, либо мёртвый. Может, не физически – но что ещё хуже, морально. Духовно. Становишься пустой оболочкой с мёртвыми глазами.

Я видел таких людей. Они сидели в дорогих кабинетах, подписывали важные бумаги, улыбались на камеры. А внутри – пустота. Черная дыра вместо души. Сожранные собственной ложью.

Полевая работа давала мне иллюзию искупления. Здесь я мог смотреть правде в глаза, какой бы уродливой она ни была. Мог делать что-то настоящее, пусть и из тени. Мог спасать тех, кого ещё можно спасти.

Пальцы машинально коснулись шрама на груди – тонкая белая линия, память о первой серьёзной операции. Боль напоминала: я живой. Настоящий. Не пустая оболочка в дорогом костюме.

– Мы все выбираем свой ад, – пробормотал я, отворачиваясь от зеркала. – Я выбрал тот, в котором могу дышать.

Застегнул пиджак. Проверил все ли взял. Телефон. Документы. Пора было идти на встречу с Поляковым. Очередная роль в бесконечной пьесе, где единственная правда – это ложь.

Выходя из отеля, я столкнулся с группой японских туристов. Они щебетали, как стайка воробьёв, фотографируя всё подряд. Один из них, низенький мужчина с огромной камерой, попросил меня сфотографировать их на фоне вывески. Я улыбнулся – дежурно, профессионально – и сделал несколько снимков.