Такой режим труда позволял надеяться, что отсутствия Димы на производстве в течение пяти дней, скорее всего, просто не заметили. Если, конечно, милиция и прокуратура не заставила высокое начальство обратить свой ответственный взор на несчастного прогульщика.

Через ивняк Дима шел с постоянным чувством напряженности. Ему казалось, что из-за плотной стены переплетенных в естественную изгородь веток, за ним кто-то внимательно наблюдает. Стараясь не поддаться своему страху, Дима намеренно замедлил шаг.

Ночью выпал снег. Но время зимы еще не пришло. За утро десятки ног сначала превратили снег в жижу, а потом толстый слой опавшей листвы втянул в себя влагу. Блестящие, как будто лакированные листья выстилали тропинку, а белая пенка еще не просевшего снега, обрамляла ее с двух сторон.

У дерева, цепляясь за которое, пять дней назад Дима поднимался с земли, чужой взгляд стал, почти физически ощутим. Он не выдержал и резко обернулся. Из ивняка выпорхнул воробей. Сердито чирикая, спикировал на дерево, немного потоптался на ветке и улетел куда-то по своим делам. Ивняк стоял недвижной стеной. Было удивительно тихо. Прозрачный воздух, пропитанный сладким запахом влажной преющей листвы и предчувствием мороза, мягко и успокаивающе тек в легкие. Дима сделал два глубоких вдоха и словно растворил в них внутреннюю напряженность.

– Наслушался всяких глупостей и начинает чертовщина мерещится. – Сказал Дима негромко. Звук собственного голоса успокоил его почти совсем. Но, подойдя к мостику, он вдруг снова подумал, что существует какая-то необъяснимая связь между убийством Завьяловой и тем, что произошло с ним здесь в ту страшную ночь.

Завод встретил Диму уже привычной кладбищенской тишиной. В заводоуправление он заходить не стал: и делать там нечего и не ждало начальство Дмитрия Кириллова за, накрытым в его честь, столом. Зато в мехцехе жизнь била ключом, точнее не жизнь, а Вася Савченко. Он стоял у сверлильного станка и пытался на чугунной станине двумя гаечными ключами исполнить “пионерскую зорьку”. Мужики, видно уже успели что-то украсть и превратить краденное в зелье бабы Мани. Начальник цеха, Никитич, от народа не отрывался. Сидел тут же, на ящике из-под консервов, и во весь голос устанавливал истину: кто же “с горочки спустился”. По всему выходило, что это наверно его “милый идет”. Никого такие интимные подробности не смущали. Все были заняты своими делами и на начальника цеха внимания не обращали.

– Какие люди, и без охраны! – Вася решил изобразить на губах горн, но подавился слюной и объяснил причину разгула: – Мы тут третий день Ритку поминаем. Директор на её похороны денег не дал, но зарплату ей посмертно выписал. За три месяца.

– Диман, а за тобой менты приходили. – Никитич бросил на полуслове песню и обнял Диму. – Но мы сказали: “Не дадим! Он наш человек! И даже такую стерву, как Завьялова, загрызть не мог! Только с голоду”.

– Понятно. – Дима с сожалением оглядел коллег. – Всемирный день Белой горячки.

–Из-ви-ни…– Никитич наставительно помахал пальцем перед носом Димы. – В таком черном месте как наш завод должно быть что-то белое. Пусть, хотя бы и горячка.

– Ладно. Пусть будет. Что нового? – Вообще Диме хотелось побольше узнать о том, что известно по поводу убийства и убийцы, но он решил не торопить события.

– А ничего. У господина директора очередной прожект: превращает третий цех в автостоянку. – Начал загибать пальцы Вася. – Дворцы начальству достраивать будут китайцы. Они за рис работают, как мы за водку. И последняя новость: я завербовался на Север. Ну, его на х.. ваш завод со всеми его железяками. На Севере руки нужны, в п.., золото мыть или эти, как их, бриллианты.