– Смотри, не подавись. – Таня казалась несколько обескураженной тем, с какой жадностью муж набросился на еду. – А утром стакан чая не могла заставить выпить…

– Все течет, все изменяется.

– К нам, кажется, гости. – Таня через плечо Димы глядела в окно.

– Кто? – Дима автоматически оглянулся.

Шах уже прикрывал калитку и шел через двор. Спустя секунду раздался уверенный стук.

– Я открою. – Таня поднялась и, плотнее запахнув халатик, вышла в сени. Ее не было минут пять. Дима заволновался. Ничего хорошего от этого визита ожидать не приходилось. Прихватив на всякий случай черенок от лопаты, он отправился с инспекцией в сени. В полу сумерках сеней Таня была одна. Он возилась с входным замком. Закрывать дверь ей было неудобно: на левой руке висела Димкина кожаная куртка.

– А этот где? – Дима махнул рукой, будто пытаясь в воздухе изобразить Шаха.

– Ушел. – Таня повернулась к мужу, но смотрела в пол.

– Чего надо было?

– Куртку вернул. Сказал, что размер не подошел.

– И все?

– Нет. Ещё сказал, что, если на них в милицию заявим, нас здесь зароют и следов никто не найдет.

– Сволочь. –Дима обнял Таню. – Пошли. Картошка остынет. А об этом – Он кивнул на дверь, – забудь.

– Съезжать нужно отсюда. Вернуть им их подачку и съезжать. Не дадут нам в Поселке жить спокойно.

Два дня спустя Дима решил, что созрел для первой вылазки из дома. Нужно было сходить на завод, узнать новости, объяснить свои прогулы. Хотя, по большому счету, в нынешней ситуации невыход на работу назвать прогулом было сложно. Речь даже не о болезни. Последние три-четыре месяца завод попросту стоял. Десяток заводских КАМАЗов томились в гараже, ворота которого были заварены насмерть. Все шофера давно уволились, солярки не было и, дабы не допустить разграбления машин, директор распорядился грузовики замуровать в гараже как фараона в пирамиде.

Остатки былой рабочей гвардии приходили в цеха скорее по привычке. Что такое зарплата все давно забыли. Естественно все, за исключением начальства. Директор, человек ответственный, приезжал на работу ежедневно, на одной из двух личных “Волг”. Приезжал первым, к семи часам. Обходил труп завода, изучая “что где за ночь сперли”. В десять на планерке давал нагоняй начальнику механического цеха, как единственному оставшемуся начальнику единственного живого цеха и отбывал на коттеджи.

“Гвардия” весь день без дела слонялась по территории. До десяти трезвыми, после десяти “датыми”. Главная местная достопримечательность: баба Маня, проживающая за забором завода, сердобольно снабжала мужичков фальсифицированной водочкой своего разлива. Поило было омерзительным, но дешевым. Таким же дешевым, как жизнь работяг. Но, несмотря на это, зелье бабы Мани пользовалась стабильно высоким спросом. Деньги на выпивку добывались легко. Кусок медного кабеля, латунная болванка, алюминиевый лом мгновенно превращались в наличные в ближайшем пункте приема цветных металлов. А купюры, в свою очередь, не задерживаясь в кармане, оборачивались в меру ядовитой мутноватой жидкостью и текли в пересохшие глотки заводских страдальцев. Иногда перепадали подработки и калымы. Но, и в это случае, технологический цикл оставался прежним: товар – деньги – сивуха – тяжкое похмелье. К классические законы социалистической экономики ушли в историю, к капиталистической экономике рабочая схема кирпичного завода имела самое отдаленное отношение.

Впрочем, как бы ни была плоха продукция ликеро-водочной компании бабы Мани, нужно признать честно, смертельных исходов за всю историю завода не было. Слепли, да, но не умирали. За что бабу Маню любили всей душой и всем коллективом.