Махабхарата. Взгляд ребёнка Самхита Арни

Сейчас, когда я пишу эти слова, книге «Махабхарата. Взгляд ребенка» уже тринадцать лет. Я больше не ребенок – я взрослая, мне двадцать пять. Теперь в этой книге, когда я в нее заглядываю, нет-нет да и промелькнет тот ребенок, каким я была. Иногда от этого меня переполняют печаль и ностальгия. Взрослея, мы многое теряем. По мере того, как люди растут, они чувствуют все чуточку слабее. Ощущения притупляются. У нас развивается ужасная привычка переиначивать мир вокруг себя в соответствии с тем, каким мы хотим его видеть, и пренебрегать тем, от чего нам не по себе. В том, как видят мир дети, в их чутком, неповторимом отклике есть свежесть. К сожалению, многие считают, что лучше всего учить детей не слишком-то выказывать собственные глубинные впечатления и мысли: пусть усваивают (единственно) правильный способ думать, видеть, откликаться на происходящее. В этом, судя по всему, и состоит цель образования: не позволять детям задавать вопросы, а внушать им что-то, обучать зубрежкой. Я считаю, мы, взрослые, многое могли бы почерпнуть из разговоров с детьми, из их глубоко личных неповторимых откликов и воззрений.

Есть немало тех, кто утверждает, будто наши дети растут, отстранившись от эпоса, забывая наше «наследие» и «культуру», будто детей обольщают развлечения понасыщеннее – телевидение и видеоигры. На мой взгляд, беда отчасти в том, что мы не говорим о мифах и сказках в понятиях, доступных современным детям; нам не удается увлечь их эпосом. В «Махабхарате» и «Рамаяне» целые ведра и крови, и потрохов – этого хватит, чтобы угодить воображению любого кровожадного ребенка. Но мы зачастую цензурируем наиболее увлекательные фрагменты эпоса, наводим глянец на битвы «Махабхараты» и сосредоточиваемся на частях, подобных «Бхагавадгите», то есть тех, что привлекают нас, взрослых, а детям они малоинтересны.

Хотела бы поделиться с вами разговором, который состоялся у меня с одним десятилетним мальчиком. У него много общего с другими десятилетними мальчиками, чьи родители непрестанно сетуют на пристрастие их детей к телевидению и видеоиграм и скудные познания в эпической литературе. Как ни странно, глубже понять героев «Махабхараты» позволила моему собеседнику именно отстраненность от эпоса.

Я изложила ему сюжет, с которого начинается мой пересказ, – историю Шантану и Ганги. Но стоило мне добраться до того места, когда Шантану впервые видит Гангу, влюбляется в нее и зовет в жены, мальчик меня перебил. Покачал головой и сказал, что та любовь была ненастоящей. Я попросила его объясниться.

Он хихикнул, а затем сказал:

– Ну, он просто увидел красивенькую девушку, и она ему понравилась. Он ни имени ее не знает, ни откуда она родом. Ничего о ней не знает. Она ему просто нравится. Втюрился, но не любит.

Когда я добралась до согласия Ганги выйти замуж за Шантану, но на определенных условиях, возражений добавилось.

– Толку не будет, – сказал мне мальчик.

Я опешила.

– В каком смысле?

– Ну, – начал он, закатывая глаза, будто смысл очевиден, – понимаете, на этом нельзя строить отношения. Нужно доверие, тогда отношения сложатся. Вряд ли этот брак окажется прочным.

Как вам, вероятно, известно, он был прав. Когда мы дочитали до ухода Ганги от Шантану, мальчик оживленно воскликнул:

– Я же говорил!

История Васу породила еще больше попутных комментариев – объяснений, почему Васу переродились, а Ганге пришлось утопить своих новорожденных детей.

– Не очень-то это справедливо по отношению к Шантану, между прочим, – она его использовала, вот и все, – заметил мальчик.

Пусть мы и добрались до конца истории Шантану и Ганги, мальчика она заинтриговала, и он потребовал продолжения. Но когда мы дочитали до того места, где Шантану впервые видит на берегу реки красавицу-рыбачку…

– Ну вот опять то же самое! Парень этот вообще, что ли, ничего не усвоил? – пожаловался мой проницательный слушатель.

И вновь он оказался прав. Шантану в «Махабхарате» влюбляется направо и налево, стоит ему заблудиться на охоте или повстречать красивую женщину у реки. У его знакомств с Гангой и Сатьявати много явного общего. В обоих случаях Шантану выдвигают условия: отец Сатьявати настаивает на том, чтобы царство унаследовали сыновья Сатьявати, а Бхишма, сын Шантану от Ганги, должен остаться без наследства.

Меня впервые так сильно поразило то, что Вьяса[1] – или кто уж там сочинил «Махабхарату» – сознательно измыслил персонажа с воспроизводимой слабостью. И вместе с тем сделано это красиво, тонко. Благодаря повторению возникает симметрия. Более того, этот эпизод создает предпосылки для противостояния, лежащего в самой сердцевине всей «Махабхараты». Здесь, в истории Шантану, мы видим, как притязания второго сына пересиливают право первого, перевертывают мир с ног на голову и запускают целую цепь событий. Несколькими поколениями позднее возникает похожая загвоздка: кто унаследует царство Хастинапура – сыновья старшего сына Дхритараштры или наследники второго сына, Панду?

Более того, неувязки с наследованием, которые мы видим в этой точке истории, указывают на сходство «Махабхараты» с «Рамаяной», где чары Кайкейи, молодой жены царя Дашартхи, подталкивают его свершить несправедливость, которая нарушает естественный порядок и лишает прав его старшего сына – как это случилось и с Шантану.

Впервые за двадцать с лишним лет я по-новому увидела этот эпос и многое благодаря этому опыту поняла. Возможно, просмотры многочисленных сериалов кое-какую пользу все же принесли: этот мальчик научился улавливать подтексты отношений – то, что показывают действием, а не словами.

Многие из нас, читая и перечитывая эпосы, перестают задаваться вопросами, мы теряем новый, свежий взгляд на эти тексты. Как следствие, упускаем множество деталей и в эпос не включаемся. С тех пор, как написала эту книгу, я стала взрослой и не раз забывала, что такое «взгляд ребенка». Я благодарна этой книге за то, что она позволила мне за годы познакомиться со многими детьми, и они подарили мне новый свежий взгляд – «Махабхарату» глазами ребенка.

Итак, если вы родитель и читаете эту книгу с вашим сыном или дочерью, пусть они сами истолковывают повествование, задавая вопросы. Или останавливайтесь и спрашивайте, что они про все это думают. Возможно, сами что-то поймете.

«Махабхарату» Самхиты Арни извлекла из дневников дочери, открыток и записок на клочках бумаги ее мама Канчана Арни. Очаровавшись тем, что ребенок переписал древнее сказание своими словами, мы попросили Канчану собрать для нас эти разрозненные истории из «Махабхараты» воедино. В том, что записи и рисунки Самхиты в итоге сложились в единое целое, Канчана сыграла важнейшую роль.

От Канчаны мы узнали, что Самхита начала читать «Махабхарату» в четыре года. «Мифология эпоса, истории царей и царевен зачаровали ее. В три годика она просила читать ей вслух и не позволяла остановиться, пока у нее не получалось повторить прочитанное вслух, слово в слово», – говорит Канчана.

Исходно именно мама Самхиты вдохновила ее записать «Махабхарату», потому что шли каникулы и Самхита все свои книжки для чтения освоила слишком быстро: «Мне было интересно, что и сколько она понимает в том, что читает, а еще я хотела, чтобы ей было чем заняться и чтобы она развивала навыки письма. Самхиту моя затея вдохновила, и первые несколько глав “Махабхараты” обрели форму у нее в дневнике. Рисунки, которые она поначалу делала шариковой ручкой, возникли там же. Чуть погодя брат предложил, а она изобразила какую-то сценку на белой бумаге. Когда я увидела тот рисунок, чутье подсказало мне, что он особенный. У Самхиты и прежде возникало много рисунков и картин, кое-что из них – абстракции. Но эти смотрелись иначе: они получались легкими, простыми, но вместе с тем и драматичными».

Постепенно мы собрали все изложение Самхиты – в прозе строгой, сдержанной и сумрачной, в сопровождении изощренных иллюстраций шариковой ручкой и тушью. Если не считать бережного устранения немногих логических и синтаксических ошибок, а также помарок, мы оставили текст таким, каким он был изложен словами Самхиты. Пусть он и казался нам чрезвычайно чарующим, мы обязаны были «проверить» его на подлинность.

Выяснилось, что версия Самхиты, как ей нравится это именовать, – чудесная квинтэссенция многих прочитанных ею текстов. Самхита явно обращалась не к одному источнику, а извлекала события и детали из нескольких доступных ей. «Махабхарата» Питера Брука повлияла на нее очень сильно, по словам ее матери: «Ее любимый эпос “ожил” – со всеми этими костюмами, столь же изысканными, проработанными и прекрасными, как ее рисунки. Фильм стал ее любимой видеокассетой, и она завороженно смотрела его по четыре-пять часов, не отрываясь»