Здесь я контролирую шум. Потому что тишина мне чужая.

Я просыпаюсь от звуков. Я засыпаю со звуками. Потому что в этом доме всегда что-то происходит. Кто-то открывает холодильник. Где-то стучат дверцы шкафов. Сначала шумит вода, потом слышен мягкий скрип двери напротив. Эйвери.

Она не хлопает дверьми. Она делает всё сдержанно, аккуратно, но её присутствие невозможно игнорировать. Она ходит быстро, уверенно, ритмично, как будто её шаги следуют за метрономом в голове. Открывает шкаф, достаёт чашку, включает кофемашину. Каждое движение чёткое, отточенное. Иногда она этим пугает меня – как будто её порядок способен расправиться с моим хаосом. Или как будто она видит, что под ним.

Я тянусь за телефоном, смотрю на экран. Час дня. Окей, значит, я снова лёг в пять. Потягиваюсь, замираю на секунду, слушая звуки. Кофемашина. Эйвери. Глухие шаги по лестнице. Лорен пошла курить на крышу. Райан возится у себя в комнате, ставит музыку. Дом живёт. Это хорошо.

Я встаю, иду на кухню. Эйвери стоит у бетонной стойки, держит кружку, смотрит на экран ноутбука. Лицо напряжённое, сосредоточенное. Я открываю холодильник, нахожу сок, делаю глоток прямо из бутылки.

Она приподнимает бровь, смотрит с насмешкой.

– Ты знаешь, что у стаканов есть цель в жизни? – лениво комментирует она.

Я пожимаю плечами, ставлю бутылку обратно.

– Иногда вещи существуют просто потому, что могут.

Она опускает глаза обратно в ноутбук. Перекинуться парой колкостей. Это уже почти утренний ритуал. Я ухожу в студию.

Я закрываю за собой дверь, и тишина больше не пугает. Потому что это тишина, которой управляю я. Я ставлю гитару на колени, пробегаю пальцами по струнам. Сначала хаотично, без ритма. Потом цепляюсь за звук, позволяю рукам двигаться автоматически. Но сегодня всё звучит мертво. Струны под пальцами словно сопротивляются. Всё звучит плоско, будто внутри меня выключили ток. Я слышу только попытку, не музыку.

Стираю запись. Пробую снова. Всё ещё дерьмо. Беру другую гитару. Пробую так. Не то. Бью по струнам сильнее, заполняя комнату шумом. Так лучше.

Когда солнце садится, в квартире становится тепло-жёлто от ламп и уличного света. Лорен сидит за столом, делает наброски в блокноте. Райан что-то редактирует на ноутбуке. Я сижу на подоконнике, пью пиво, слушаю, как город за окном смешивается с музыкой из колонок.

Эйвери в своей комнате. Уже вернулась из редакции. Я знаю, потому что вижу свет ее настольной лампы сквозь матовое стекло двери. Этот дом не молчит. И это хорошо.

Я мог бы уехать. Купить себе стены потолще, двери с замками, тишину. Но тогда мне пришлось бы остаться наедине с собой. А я ещё не готов к этому диалогу.

Восемь утра. Выходной. А я уже на ногах. Ненавижу своё тело за встроенные привычки. Даже когда можно выспаться – мозг всё равно щёлкает, как будильник. Я пинаю одеяло, встаю и бреду на кухню, натянув поверх майки худи. Из окна льётся холодный свет. В комнате тихо, пахнет старыми досками и чем-то мятным – Райан опять оставил благовония в коридоре на ночь.

Кофемашина гудит, как будто недовольна. Я ставлю ноутбук на стол, пока варится первая чашка. Таблица раскадровки на месте, дедлайны стоят, всё, как положено. Интервью с этим антииммигрантским клоуном уже у продакшена, теперь только редактировать, вырезать откровенную тупость и оставить нужное. В идеале – шестнадцать минут позора на одного человека. Вышло пятнадцать с половиной. Почти идеально.

Я сажусь на табурет у бетонной стойки, откусываю протеиновый батончик, подбираю нужную скорость прокрутки видео. Тот момент, где он начинает лепетать про "естественные иерархии", пересматриваю уже четвёртый раз – чистая комедия. У него даже уши покраснели, когда я спросила, откуда у него данные по "враждебности культурных меньшинств".