We used to love on winter nights

To wander through the snow;

Can we not woo back old delights?

The clouds rush dark and wild

They fleck with shade our mountain heights

The same as long ago

And on the horizon rest at last

In looming masses piled;

While moonbeams flash and fly so fast

We scarce can say they smiled -

Come walk with me, come walk with me;

We were not once so few

But Death has stolen our company

As sunshine steals the dew -

He took them one by one and we

Are left the only two;

So closer would my feelings twine

Because they have no stay but thine -

'Nay call me not – it may not be

Is human love so true?

Can Friendship's flower droop on for years

And then revive anew?

No, though the soil be wet with tears,

How fair soe'er it grew

The vital sap once perished

Will never flow again

And surer than that dwelling dread,

The narrow dungeon of the dead

Time parts the hearts of men -'

«Смерть! О ней я доверчиво думала редко…»

Смерть! О ней я доверчиво думала редко,

В этой радости жить свято верила в суть бытия –

Но погибла от горя увядшая Времени ветка,

В корне Вечности вновь отродилась, печаль затая.

Ветка Времени заново яркой покрылась листвою

И наполнилась соком с серебряной чудной росой,

Птицы прятались в ней по ночам и порой грозовою,

Вились дикие пчелы, нектар собиравшие свой.

Пролетевшая скорбь золотое соцветие с ветви

Сорвала, а гордыня листву на венец унесла,

Только корни родителя, в землю впиваясь, как черви,

Соки Жизни тянули, спасая от горя и зла.

Я оплакала тихо пропавшую радость вначале,

И пустующий дом, и негромкую песню о нем –

Там царила надежда, и в смех превратились печали:

«Скоро минет зима, а весной мы опять запоем!»

Созерцай! Возродившись в нас десятикратно,

Распыляет весна украшения солнечных брызг,

Дождь и ветер, и зной возвратились для жизни обратно,

И роскошный в саду славе Мая стоит обелиск!

Он воздвигнут надежно, и даже печали крылатой

Не достать до него, он житейским грехам не родня!

Ни любовь, ни судьба не становятся боле расплатой

Майской хвори любой, кроме той, что в душе у меня.

Смерть жестокая! Чахнет листва молодая,

Мог бы воздух вечерний ее воскресить, оживить…

Нет! Рассветное солнце с издевкой палит, вырастая,

И цветущего времени вдруг обрывается нить.

Засуши мою ветвь, чтобы новая поросль гурьбою

Заменила один слишком рано погибший побег,

Его стебель гниющий хотя бы накормит собою

То, откуда он вышел, и в Вечность отбудет навек.

Death! that struck when I was most confiding

* * *

Death! that struck when I was most confiding

In my certain faith of joy to be -

Strike again, Time's withered branch dividing

From the fresh root of Eternity!

Leaves, upon Time's branch, were growing brightly,

Full of sap, and full of silver dew;

Birds beneath its shelter gathered nightly;

Daily round its flowers the wild bees flew.

Sorrow passed, and plucked the golden blossom;

Guilt stripped off the foliage in its pride;

But, within its parent's kindly bosom,

Flowed for ever Life's restoring-tide.

Little mourned I for the parted gladness,

For the vacant nest and silent song -

Hope was there, and laughed me out of sadness;

Whispering, ' Winter will not linger long!'

And, behold! with tenfold increase blessing,

Spring adorned the beauty-burdened spray;