Лирика Эмили Джейн Бронте
Эмили Бронте
Настоящее и будущее поэзии
Не так уж много в мире великой одухотворенной поэзии, созданной женщинами. Эмили Бронте, в моей системе ценностей, стоит в одном ряду с Сапфо и Цветаевой. Более того, она как бы олицетворяет своим творчеством настоящее и будущее поэзии, угадывает и воплощает в своих поэтических опытах ход развития мировой литературы на
Можно сказать, что я по – настоящему влюбился в эту далекую хрупкую англичанку, сильную духом и нежную. Одному Богу известно, что чувствует, что переживает, сколько нервов и жизненных сил оставляет переводчик в процессе работы, если дело обстоит именно так. А если не так, и литератор привычно и профессионально рифмует оригинал, тогда перевод получится не страстным, не жизненным. Кто-нибудь знает, сколько поэтических произведений написал и перевел, например, русский поэт Бальмонт, имевший способности к языкам? Специалисты насчитают до сотни томов, а что мы читали и помним? В защиту скажу, что есть очень неплохие переводы, но их крайне мало…
Так вот, дело не в количестве, конечно. Моя задача показать человека в искусстве, а не наоборот. И уж никак не себя в искусстве… Попробую рассказать вкратце, почему так быстро изнашиваются поэты и переводчики, если не умирают молодыми. Занятие бесполезное, люди это в могилу уносят и, обычно, никому не рассказывают. Но попробую в двух словах.
Лично я даже не выбираю произведений из всего литературного наследия автора, я на это и права не имею. Полагаюсь на филологов, исследователей. Но дальше начинается… любовь. К автору, его душе, образу мыслей, обстоятельствам жизни. И ты просто не можешь жить, все время думаешь о ней, открываешь новые качества, мысли, движения души. Твоя судьба настолько переплетается с ее, что это становится невыносимо – не видеть предмет своего обожания, и не знать, как она реагирует. Если я чувствую, что Эмили морщит носик на единственном сохранившемся портрете, значит ей не нравится мой перевод. Для этого мне и поэзия не нужна, я оттуда ее глаза вижу, в одно мгновение в меня заходит неизвестный прекрасный мир… Вересковый мир. И я бормочу что-то вроде: «Сейчас переделаем, не волнуйся…» А как переделаешь, нарушается весь строй стиха, смысл искажается, она кривит губки – и ты, наконец, разломав всю конструкцию, начинаешь заново крутить этот «кубик Рубика», а строчки расползаются, грани не сходятся. Но ты должен сделать так, как хочет она – это убивает в тебе поэта и хозяина своей судьбы. И ты все время думаешь – в автобусе, электричке, дома, на работе – а вдруг окружающие догадаются о твоем состоянии, напишут донос, отправят в желтый дом… А если узнает жена? Все это убивает, да уже убило…Мне даже сейчас писать вот так непозволительно, взрослый человек. Поверьте, дорогие мои современники, все не просто.
Ну ладно, о жизни Эмили Бронте написано очень много, ее имя звучит сегодня рядом с именами Байрона и Шелли, Китса и Блейка. Другими словами, сегодня она признанный классик английской и мировой литературы. Всего тридцать лет Господь отпустил этой гениальной женщине, чтобы потрясти литературные основы Англии и раздвинуть мировые горизонты поэзии. Известная английская писательница Элизабет Гаскелл, отмечала, что роман «Грозовой перевал» вызвал у многих читателей дрожь ужаса и «отвращения к той выразительности… с которой были изображены дурные… персонажи». Однако роману присущи моральная сила и мудрость, жестокости, коварству и безумию противостоит разум и справедливость, с этим также нельзя не согласиться. А вот в своей поэзии, думаю, Эмили Бронте далеко ушла за свой грозовой перевал, где и пребывает сейчас – в вересковых пустошах, в эдемских садах, на зеленых лужайках. Ее нелегкая судьба, терпение, сила духа и любовь к окружающей жизни служат и мне примером в моей замороченной раздерганной жизни. Как-то так… А поэзия Бронте актуальна и своевременна сегодня для любого человека мира. И я, пользуясь случаем, обращаюсь к моим современникам: переоценка ценностей в искусстве, в литературе идет всегда, этот процесс не прекращается ни на минуту.
С. В. Хромов
Дневной сон
На пляже солнечном одна
Я грелась майским днем,
Любовник юный был тогда
Июнь со мной вдвоем.
А сердце матери к разлуке
Болит от брачных чар,
Но взял отец дитя на руки,
Земной расцветив шар.
Махали радостно леса,
Свирели по садам,
Лишь я, не тратя словеса,
Была угрюма там.
Из пустоты для них возрос
Безрадостный мой вид,
От серых скал летел вопрос:
«А что тебя гневит?»
Я не читаю между строк,
А, в общем, я не знала,
Зачем приветствовать восток
Пришла в потемках зала.
На вересковом берегу
Присела отдохнуть я,
И ныне в сердце берегу
Задумчивость июня.
Мы думали: «Придет зима,
Где будет яркость эта?
Пустых видений кутерьма,
Или насмешка лета!
Когортами замерзших птиц
Заполнятся пустыни,
Исчезнут в далях без границ
Полки беспечных ныне.
Чему же радоваться здесь?
В зеленой листьев силе
Как будто зримый образ есть
Падения и гнили».
Но так ли все, как говорю,
Того сама не знаю,
Зову печальную зарю
К болотистому краю.
Мерцали тысячи огней,
Как пламя в дальней дали…
И миллионы лир над ней
Повсюду заиграли.
Дыхание, казалось мне,
Слетало искрой божьей,
В небесном, я клянусь, огне
Светилось мое ложе!
Покуда вторила земля
Словам их менестрелей,
Вкруг эльфы, вереск шевеля,
Мне песню тихо пели.
«О, смертный! Смертный!
Пусть умрут, слезу иссушит время,
Чтоб снова радоваться тут
Летело эльфов племя.
Пусть горемык утешит скорбь,
А ночь закроет путь,
Они спешат к покою вновь
На вечный день взглянуть.
Твой мир тебе могилой стал,
Пустынею безбрежной,
Мы ж возвели на пьедестал
Огонь цветенья нежный!
Мы можем занавес поднять,
И миг короткий впредь
Поможет с радостью понять –
За жизнью будет смерть».
И смолкла музыка, а сон
Ушел, как сон ночной…
Но прихоть влюбчива, и он
Останется со мной.
ADayDream
On a sunny brae, alone I lay
One summer afternoon;
It was the marriage-time of May
With her young lover, June.
From her mother's heart, seemed loath to part
That queen of bridal charms,
But her father smiled on the fairest child
He ever held in his arms.
The trees did wave their plumy crests,
The glad birds caroled clear;
And I, of all the wedding guests,
Was only sullen there!
There was not one, but wished to shun
My aspect void of cheer;
The very grey rocks, looking on,
Asked, "What do you here?"
And I could utter no reply;
In sooth, I did not know
Why I had brought a clouded eye
To greet the general glow.
So, resting on a heathy bank,
I took my heart to me;
And we together sadly sank
Into a reverie.
We thought, "When winter comes again,
Where will these bright things be?
All vanished, like a vision vain,
An unreal mockery!
The birds that now so blithely sing,
Through deserts, frozen dry,
Poor spectres of the perished spring,
In famished troops, will fly.
And why should we be glad at all?
The leaf is hardly green,
Before a token of its fall
Is on the surface seen!
Now, whether it were really so,
I never could be sure;
But as in fit of peevish woe,
I stretched me on the moor.
A thousand thousand gleaming fires
Seemed kindling in the air;
A thousand thousand silvery lyres
Resounded far and near:
Methought, the very breath I breathed
Was full of sparks divine,
And all my heather-couch was wreathed
By that celestial shine!
And, while the wide earth echoing rung
To their strange minstrelsy,
The little glittering spirits sung,
Or seemed to sing, to me.
"O mortal! mortal! let them die;
Let time and tears destroy,
That we may overflow the sky
With universal joy!
Let grief distract the sufferer's breast,
And night obscure his way;
They hasten him to endless rest,
And everlasting day.
To thee the world is like a tomb,
A desert's naked shore;
To us, in unimagined bloom,
It brightens more and more!
And could we lift the veil, and give
One brief glimpse to thine eye,
Thou wouldst rejoice for those that live,
Because they live to die."
The music ceased; the noonday dream,
Like dream of night, withdrew;
But Fancy, still, will sometimes deem
Her fond creation true.
Маленький бутон розы
Маленький розы бутон,
Шар в ожидании новом,
Робко раскроется он,
Прячась в халате махровом,
Сладостной, легкой и пряной
Сказкой дыша над поляной.
Роза состарится вскоре,
Червь подорвал ее корень,
Бедному сердцу на горе
Жизненный цикл ускорен.
Тайком я соцветие с ветки
Возьму из фамильной беседки.
Я – этот червь возле розы,
Тянущий слезные росы,
Стеблям останется впредь
В землях изгнания смерть.
Вздохи прощаний над ними
Смешались с ветрами чужими.
A Little Budding Rose
It was a little budding rose,
Round like a fairy globe,
And shyly did its leaves unclose
Hid in their mossy robe,
But sweet was the slight and spicy smell
It breathed from its heart invisible.
The rose is blasted, withered, blighted,
Its root has felt a worm,
And like a heart beloved and slighted,
Failed, faded, shrunk its form.
Bud of beauty, bonnie flower,
I stole thee from thy natal bower.
I was the worm that withered thee,
Thy tears of dew all fell for me;
Leaf and stalk and rose are gone,
Exile earth they died upon.
Yes, that last breath of balmy scent
With alien breezes sadly blent!
«Совсем чуть-чуть, недолго ведь…»
Совсем чуть-чуть, недолго ведь -
Толпа отхлынула, звеня,
Могу смеяться я и петь,
Сегодня праздник у меня!
Куда же с бедным сердцем ты?
Тебя во многих землях ждут,
