Through life's hard task I did not ask

Celestial aid, celestial cheer;

I saw my fate without its mask,

And met it too without a tear.

The grief that pressed my aching breast

Was heavier far than earth can be;

And who would dread eternal rest

When labour's hour was agony?

Dark falls the fear of this despair

On spirits born of happiness;

But I was bred the mate of care,

The foster-child of sore distress.

No sighs for me, no sympathy,

No wish to keep my soul below;

The heart is dead in infancy,

Unwept-for let the body go.

«Иди сюда, дитя, – порой…»

Иди сюда, дитя, – порой,

Струной забытой будишь слово

В душе, и грустных мыслей рой

Летит ко мне из детства снова?

Не упрекайте, ведь давно

Я помню ноты в светлом зале,

Однако, с музыкой дано

Нам время скорби и печали.

Так было в праздничную ночь,

Мне шесть исполнилось едва ли,

Я от огней прокралась прочь

И очутилась в темной зале.

Там было некого любить,

Там ни товарища, ни друга,

Пришла пора печальной быть

Под небесами в центре круга.

И громко ветер выл, и грусть

Отгородила жизнь от мира,

Мне представлялось, что кружусь

В кошмарных сущностях эфира.

С глазами, мокрыми от слез,

Молила Господа о смерти,

Но звуки музыки донес

До слуха мрак ночной, поверьте,

И милый, помнится сейчас,

Душевный голос будит память,,

То серафим в полночный час

Сошел, чтоб в дом отца доставить.

Три раза поднимался он

И умер, побежденный сроком,

Но все ж слова его и тон

Пребудут в сердце одиноком.

Come hither, child–who gifted thee

* * *

Come hither, child–who gifted thee

With power to touch that string so well?

How darest thou rouse up thoughts in me,

Thoughts that I would–but cannot quell?

Nay, chide not, lady; long ago

I heard those notes in Ula's hall,

And had I known they'd waken woe

I'd weep their music to recall.

But thus it was: one festal night

When I was hardly six years old

I stole away from crowds and light

And sought a chamber dark and cold.

I had no one to love me there,

I knew no comrade and no friend;

And so I went to sorrow where

Heaven, only heaven saw me bend.

Loud blew the wind; 'twas sad to stay

From all that splendour barred away.

I imaged in the lonely room

A thousand forms of fearful gloom.

And with my wet eyes raised on high

I prayed to God that I might die.

Suddenly in that silence drear

A sound of music reached my ear,

And then a note, I hear it yet,

So full of soul, so deeply sweet,

I thought that Gabriel's self had come

To take me to thy father's home.

Three times it rose, that seraph strain,

Then died, nor breathed again;

But still the words and still the tone

Dwell round my heart when all alone.

«Приходи, прогуляйся, развей…»

Приходи, прогуляйся, развей,

Только ты есть для жизни моей,

Чтобы душу мою возродить –

Как любили мы в зимнюю ночь

По заснеженным паркам бродить,

Удалилось ли прошлое прочь?

Облака мчатся темные, дикие,

В наши горы их тени безликие

Ускользают – так было давно –

Обещающий отдых в конце

На громадах моих миражей,

Вспышки яркие в лунном венце,

И тревожные ночи свежей –

Приходи же ко мне, приходи!

Мы не видели смерть впереди,

А она проредила ряды,

Словно солнце росу до гряды –

Всех взяла одного за другим,

Ты остался одним дорогим,

Мои чувства сплелись бы тесней,

Но один ты, а прочие с ней –

«Нет, скажу, не зови меня вновь,

В мире вечна людская любовь?

Может дружба увянуть с годами,

А затем возродиться опять?

Нет, из слез и разлуки за нами

Этот хрупкий цветок не поднять,

Если вытек живительный сок

Из сердец и души до конца,

Тверже страха положенный срок

Убивает отмерший росток,

Разделяя людские сердца – »

Come, walk with me,

* * *

Come, walk with me,

There's only thee

To bless my spirit now -