Противоречивый характер НЭПа означал невозможность возврата к всеобщему планированию, характерному для периода военного коммунизма. В лучшем случае планирование можно было использовать в целях формирования и определения рыночных пропорций. Государственное планирование должно было способствовать возвращению советской промышленности на внутренний и на мировой рынки. В дореволюционный период экономическое взаимодействие между Россией и Западом осуществлялось с помощью промышленности, пользующейся государственной поддержкой, и торгового капитала. По мнению Троцкого, внутренние противоречия СССР будут и дальше находиться под влиянием международных сил, но теперь это влияние будет регулироваться новым советским государством. Из этого, в первую очередь, следовало признание необходимости сохранять монополию внешней торговли. Именно вопрос об этой монополии неоднократно вызывал жаркие споры в начале 1920-х годов. Троцкий полагал, что планируемые государством экономические отношения России с капиталистическим окружением будут представлять собой единство взаимодействия и борьбы. Ограниченная рамками одной страны, социалистическая революция была частью мировой системы и одновременно началом ее отрицания. Она являлась «становлением» мировой истории, а этот факт можно было осознать только с помощью марксистской диалектики.

Сталинским идеалом социализма в одной стране, напротив, было превращение Советского Союза в «независимую экономическую единицу»^>21. Сталин предполагал, что если на вооружение взять идеологию, то удастся реализовать несбыточную мечту – изолироваться от всего мира и, тем самым, вырваться из хода мировой истории. В ответ на такие идеи Троцкий возражал, что создание замкнутой национальной экономики потребует огромных капиталовложений во все отрасли промышленности и в конечном итоге приведет к существенному замедлению темпов экономического роста. Он, в частности, заявил: «В выборе темпа мы не вольны, так как живем и растем под давлением мирового хозяйства»^>22. Сталин и его сторонники мечтали об «Аркадии социализма», но то, что они создали, больше походило на «гетто варварства»^>23.

Взгляды Троцкого на индустриализацию были непосредственно связаны с изложенной им ранее интерпретацией российской истории. Он считал, что «преимущества отсталости» должны позволить стране продолжать импорт передовых технологий в обмен на экспорт зерна и сырья. Это, в свою очередь, должно увеличить и импорт, и внутреннее производство необходимых потребительских товаров, которые дадут возможность удовлетворить нужды потенциально враждебного крестьянства. Таким образом, внутренние противоречия НЭПа должны преодолеваться в рамках исторически сформированной мировой экономики. Наиболее четко Троцкий сформулировал это следующим образом: «Дальнейшее развитие производительных сил будет увеличивать из года в год нашу заинтересованность в международном обмене при капиталистическом окружении. Этот обмен будет строго регулироваться методами монополии внешней торговли. При европейской социалистической федерации обмен получит плановый характер. Между этими двумя системами не будет никакого провала… Наоборот, правильно регулируемый рост экспорта и импорта по отношению к капиталистическим странам подготовит элементы товаро- и продуктообмена, когда европейский пролетариат овладеет государством и производством»[241].

Предложения Троцкого были экономически рациональными, четкими и убедительными. С философской точки зрения, он полагал, что советской России суждено определить ход мировой истории, однако этого не произойдет, если СССР абстрагируется от нее. Если бы в критический для России период, с 1925 по 1927 годы, предложения Троцкого были приняты, то не исключено, что удалось бы избежать «хлебной стачки» и окончательного свертывания НЭПа. Конечно, утверждать это с уверенностью нельзя, но возможность такого развития событий существовала. Страшные трагедии насильственной коллективизации, голода, террора, чисток и судебных процессов – все это прямо или опосредованно было связано с ограничением внутреннего потребления и «насильственным накоплением», которое требовалось для финансирования самодостаточной индустриализации. В отсутствии экономических стимулов наиболее эффективным альтернативным средством поддержки внутреннего накопления оставался террор, умело маскируемый медалями и знаменами, получаемыми в награду «за героический труд». Теперь, имея представление о взглядах Троцкого на мировую и российскую историю, посмотрим, как, в действительности, развивались исторические события.