Лада стояла в стороне, прижимая к груди ветку с шишкой – её последний дар от леса. Слёзы текли по её лицу, смешиваясь с сажей, что оседала на коже. Она видела, как огонь пожирает старую сосну – ту, где она оставляла подношения, – и шептала: "Прости нас, хозяин. Прости". Но лес не слышал. Он горел.

И тогда он пришёл.

Сначала это был звук – низкий, гулкий рёв, что поднимался из глубины чащи, перекрывая треск огня. Земля задрожала, будто под ней проснулся древний зверь. Люди закричали, отступая к срубам, а из дыма и пламени шагнула тень – огромная, выше самых высоких деревьев, с ветвями, что извивались, как живые, и глазами, горящими зелёным светом. Леший – хозяин леса – явился во всём своём гневе.

Он не был похож на человека. Тело его ткалось из коры и мха, руки тянулись к небу, как сучья старого дуба, а лицо – если это было лицо – скрывалось в тени, где горели те самые глаза. Он шагнул к горящей опушке, и огонь отпрянул от него, словно боялся коснуться. Ветер взвыл, подчиняясь его воле, и понёс дым обратно к лагерю, заставляя людей кашлять и падать на колени.

Велеслав бросил факел и схватил копьё. "Тварь!" – заорал он, бросаясь вперёд. Его голос дрожал, но он всё ещё верил в свою силу. Он метнул копьё в тень, и оружие пролетело сквозь неё, вонзившись в горящее дерево. Леший повернул голову – медленно, как старое дерево под ветром, – и ветер ударил в Велеслава, сбив его с ног. Охотник упал, закричал, но тень не тронула его. Она смотрела дальше – на лагерь, на людей, что стояли за частоколом.

Ратибор шагнул вперёд, поднимая топор. "Уходи! – крикнул он. – Это наша земля!" Но слова его утонули в гуле огня. Леший не ответил. Он поднял руку – длинную, узловатую, как корень, – и деревья вокруг него застонали. Сосны, ещё не тронутые пламенем, качнулись, их ветви хлестнули по земле, гася искры. Ветер закружился вихрем, отбрасывая огонь назад, к выжженной полосе. Он защищал свой дом.

Лада упала на колени, закрыв лицо руками. Она видела, как леший борется – не с людьми, а с огнём, что пожирал его лес. Он шагал сквозь пламя, и там, где проходил, деревья переставали гореть, но их было слишком мало. Огонь уже добрался до сердца чащи, и дым поднимался чёрной стеной, закрывая небо. Люди кашляли, задыхались, но не отходили – страх держал их на месте.

Велеслав поднялся, шатаясь, и схватил новый факел. "Гори!" – заорал он, бросая его в сторону тени. Факел упал у ног лешего, и пламя вспыхнуло ярче, лизнув его ноги. Тень дрогнула, впервые за всё время, и издала звук – не рёв, а стон, глубокий и скорбный, от которого у Лады сжалось сердце. Леший шагнул назад, к лесу, но огонь окружил его, отрезая путь.

Ратибор бросился к Велеславу, схватил его за плечо. "Хватит!" – рявкнул он, вырывая факел из рук охотника. Но было поздно. Ветер, что помогал лешему, ослаб, и пламя ринулось вперёд, пожирая последние деревья у опушки. Тень стояла в центре огня, её силуэт дрожал, расплывался, но глаза всё ещё горели. Она смотрела на людей – не с гневом, а с чем-то похожим на печаль.

Лада не выдержала. Она вскочила, бросилась к частоколу, крича: "Остановитесь! Это его дом!" Мать схватила её за руку, но девушка вырвалась, подбежала к кромке леса, где огонь ещё не добрался до травы. Она швырнула ветку с шишкой в пламя – последнюю память о мире с лесом – и закричала: "Мы не хотели этого! Прости нас!"

Леший повернулся к ней. Его глаза встретились с её взглядом, и на миг Ладе показалось, что он понял. Тень качнулась, шагнула к ней, но огонь вспыхнул сильнее, отрезая её от лагеря. Ветви на его плечах горели, мох осыпался чёрной пылью, и он начал растворяться – не от страха, а от боли. Лес умирал, и он умирал вместе с ним.