– Мне нужна твоя версия, – упрямо сказала Даяда. Уйка тяжело вздохнула.

– Ладно. Но говорить мы будем не здесь.

– Не вопрос. Здесь ведь, наверное, дети. Веди туда, где тебе удобнее разговаривать.

Уйка бросила странный взгляд сначала на нее, а потом на Харона. Тот прищурился.

– Хорошо. Пошли за мной.

Она повернулась спиной и Даяда скривилась: белое льняное платье было на спине порвано, и через дырки в ткани проступал вид на открытые зияющие раны. Некоторые из них гнили, на некоторых кожа отходила пластами, приоткрыв посеревшие мышцы, а из каких-то сочился гной. Зрелище не из приятных, но Даяде было не привыкать – на своем долгом веку она много чего повидала.

Они ушли с поляны и снова оказались в темном мрачном лесу. Уйка уверенно шла куда-то вперед и в очень скором времени они оказались на болоте. Там стоял странный удушливый запах.

– Чем пахнет? – скривился Харон.

– Безысходностью, – отозвалась Уйка, даже не оборачиваясь.

* * *

Как-то неожиданно наступил вечер. Темнота никогда не радовала Харона, но он когда-то поклялся, что всегда будет рядом с Даядой, несмотря ни на что. На болоте зажглись маленькие огоньки, и только тогда, когда от них полился загробный свет, Уйка была готова говорить.

Даяде все это не нравилось, она не любила подобные ритуалы, но знала, что стоит учитывать мнение других. В данном случае ей были нужны ответы, и именно поэтому она терпела неприятную для себя ситуацию.

Раздался детский смех.

– А ну тихо. – шикнула Уйка. Смех тотчас затих.

– Я думала, ты не хочешь разговаривать среди детей, – осторожно заметила Даяда. Мавка насмешливо на нее посмотрела.

– Тут другие дети, – ответила она. – Этим можно слушать. Все равно они никому ничего не расскажут.

– Так что же?

– Ты про камень? – Уйка усмехнулась. – Не думаю, что это что-то больше, чем просто слухи. Про камень говорят слишком часто, но никто так его и не увидел. Но, по правде говоря, что-то тут не так. Слишком активные эти сплетни… слишком многие это распространяют. Возможно, что-то и правда произошло. Не факт, что именно нахождение камня, но что-то точно случилось.

– И что же это может быть, как ты думаешь?

Уйка некоторое время помолчала.

– Не знаю. В этот раз все как-то странно. Нечисть какая-то дерганная стала, нервная.

– А ра-аньше вы другими разве были? – хмыкнул Харон. Не смог удержаться, уж слишком он русалок не любил – неважно каких: лесных или водных.

Уйка задумчиво посмотрела на него и покачала головой.

– Договоришься ты, котик, однажды. Утянут тебя в такую тьму, откуда уже не выберешься. И даже Даяда тебе помочь не сможет. Лишишься шкурки.

– Это угроза? – насмешливо уточнил Харон.

– Нет. Какой мне смысл тебе угрожать? Ты только язвить можешь, а серьезную опасность для моего народа и детей не представляешь. Так что болтай на здоровье.

Кот злобно ударил по боку хвостом: речи мавки его раздражали.

– Харон, – предостерегающе шепнула Даяда. Только перепалки на этом болоте ей не хватало.

Мавка снова повернулась к девушке.

– Тебе, если правда чистая нужна, к Баюну следует сходить. Он всегда говорит лишь правду, слово свое тоже держит, а еще очень любит сделки заключать. Поэтому если не захочет говорить тебе про камень, заключи с ним сделку. И он все, как на духу, расскажет.

– Не жажду я к Баюну ходить, – мрачно ответила Даяда.

Уйка уселась на поваленное дерево, позеленевшее и покрытое мхом, и закинула ногу на ногу.

– А что так? Какие-то личные дрязги?

– Да… – задумчиво протянула Даяда, – личные и очень старые. Былое ворошить не слишком-то мне хочется, да и, думаю, он сам не рад был бы меня видеть.